Описание постельной сцены в подробностях. Лучшие эротические сцены в книгах
Самые нелепые описания постельных сцен По работе искала информацию, а тут.
Среди сомнительных премий, которыми награждают деятелей науки и искусства (например, «Шнобелевская премия» или «Серебряная калоша»), есть специальная награда для писателей — за самые нелепые и безвкусные описания постельных сцен, которые выходят из-под пера современных кудесников слова.
Премию «Bad Sex in Fiction Award» («Самый плохой секс в беллетристике») учредил английский журнал «The Literary Review» в 1992 году. Каждый год редакция журнала отыскивает несколько десятков претендентов на победу и воздает самому выдающемуся из них по заслугам. Победитель получает статуэтку, пародирующую киношный Оскар, и бутылку шампанского. В последние несколько лет награду вручает известный певец и композитор Стинг.
В первые два года существования премии псевдо-Оскары вручали сразу целой группе горе-литераторов, и только в 1994 году определился единоличный и безоговорочный победитель. Им оказался молодой талант Филип Хук со своим произведением «Разрушители камней», в котором содержалось следующее изящное описание поцелуя: «Их челюсти слились в лихорадочном взаимном перетирании. Слюна и пот. Пот и слюна…».
В следующем, 1995 году награда нашла своего героя в лице писателя и известного телеведущего Филиппа Керра с его романом «Решетка для гриля». Фраза: «Его прибор астрономической длины выглядел напрягшимся и очень обеспокоенным, ведь ему предстояло выполнить очень изящную и одновременно таинственную и темную задачу» — не оставила критиков равнодушными.
В 1996 году победителем стал Дэвид Хуггинс с романом «Большой поцелуй: загадка галереи». Жюри особенно позабавило предложение: «Лиз пищала, как влажный каучук».
В 1998-м пальму первенства перехватил Себастьян Фолкс, автор произведения «Шарлотта Грей», за такой абзац: «Ее уши забил звук мягкого, но бешеного дыхания, и прошло некоторое время, прежде чем она поняла, что эти звуки издает она сама».
А на следующей церемонии премию получил некий А.-А. Джил, в чьем разыгравшемся воображении женское влагалище оказалось похожим на «экзотический гриб в развилине дерева». Сексописатель был очень горд полученной премией и даже распорядился, чтобы изображение статуэтки помещали теперь на обложку каждой его книги.
В 2001 году жюри отыскало самое плохое описание секса в романе Кристофера Харта «Спаси меня», который скорее следовало бы назвать «Страшный сон полярника»: «Ее рука двигается вверх от моего колена, чтобы покорить мой член, холодный и безжизненный, как Северный полюс… И когда ее рука достигает и цепко обхватывает мой Северный полюс, я в ужасе думаю: „Теперь она, конечно, захочет, накрыть его своей палаткой”».
Замыкать первую десятку лауреатов премии «Bad Sex in Fiction Award» в 2002 году выпало романистке Венди Перриам, в голове которой родилось странное описание обнаженного мужчины. Оно немедленно заняло почетное место в ее романе «Шагаем мягко»: «Она представила, что под одеждой он весь покрыт тонкими полосками. Полоски выглядели очень эротично, и даже член г. Хьюса имел соблазнительную крайнюю плоть в тонкую полоску. Жаргон, которым он пользовался во время консультации, превратился в завораживающий любовный лексикон: дорсальный подвывих, деформация перегиба первой предплюсны…».
2003 год был отмечен, пожалуй, самым звездным составом претендентов на премию. Среди кандидатов засветились популярный американский писатель Джон Апдайк, известный детективщик Алан Паркер и даже культовый беллетрист Пауло Коэльо, выпустивший в тот год роман «Одиннадцать минут» о трудовых буднях жрицы любви. Были и авторы таких перлов: «Она кончила с веселым гиканьем стаи страдающих одышкой мартышек-резус» (Род Лидлс) и «Он ласкал ее так, как будто искал потерянные ключи от машины» (Тама Янович). Но всех оставил позади индийский журналист Анируда Бахал, который в произведении «13-й бункер» поведал миру, что женщина в момент оргазма «издает звуки мотора разгоняющегося автомобиля «Bugatti».
В прошлом году британец Надим Аслам, автор книги «Карты забытых любовников», удостоился внимания экспертов за меткое наблюдение: «Ее плечи пропахли его подмышками, словно головка птицы колибри цветочной пыльцой», но победителем так и не стал.
Лавры славы достались американскому литератору Тому Вольфу за роман «Я Шарлот Симмонс», рассказывающий о жизни престижного американского университета. Вот одна из любовных сцен: «Она попыталась сконцентрироваться на руке, которая могла исследовать весь ландшафт ее туловища, включая не только оториноларингологические впадины — о боже, не только ту границу, где плоть грудей соединяется с грудной клеткой, — нет, рука будто ставила банки по всему телу». Том Вольф в свое оправдание говорил, что хотел сделать секс «клинически честным». Кстати, он оказался единственным за 13-летнюю историю вручения премии лауреатом, который так и не явился забрать свои призы из рук Стинга.
Самое бездарное описание секса в нынешнем году, как выяснилось две недели назад, принадлежит перу ресторанного критика газеты «The Times» Джайлса Корена, решившего попробовать свои силы на писательском поприще. В его дебютном романе «Winkler» весьма необычно описывается пенис главного героя, который «дергался как душ, брошенный в пустую ванну». Ничего не скажешь — удачный дебют!
Лучшие эротические сцены в мировой литературе
Подборка самых красивых любовных сцен
Красивые, чувственные, волнующие, темпераментные: мы собрали для вас лучше эротические сцены мировой литературы. Не будем многословны! Читайте, наслаждайтесь!
«Север». Евгений Замятин
«В рыжих волосах — зеленый венок, скатываются капли с грудей, с нежных, розовых, как морошка, кончиков — должно быть холодных. В руках — гуси, из гусей — сочится кровь, обтекает точеные ноги.
Нет сил стерпеть. И тут же, на теплых красных камнях, Марей греет губами прохладную, бледно-розовую морошку.
— Нет, не согрелись еще, видишь — еще холодные.
Где-то горят леса. На красном камне возле тихого озерка дымит костер из душистой хвои. Пелька жарит над костром жирного гуся; огонь играет на зеленом, рыжем; губы и руки в крови. Чуть слышно улыбается глазами Марею: вслух не надо.
Издали хруст: медведь прет через трущобу. Затих — и только еще ворчит сердито белая лайка сквозь сон.
Костер тухнет. Ближе придвигаются из темноты сестры-сосны — всё темнее, всё уже мир — и вот во всем мире только двое».
«Здравствуй, грусть». Франсуаза Саган
«В шесть часов, возвращаясь из плавания к островам, Сирил втаскивал лодку на песчаный берег. Мы шли к дому через сосновую рощу и, чтобы согреться, затевали веселую возню, бегали взапуски. Он всегда нагонял меня неподалеку от дома, с победным кличем бросался на меня, валил на усыпанную хвойными иглами землю, скручивал руки и целовал. Я и сейчас еще помню вкус этих задыхающихся, бесплодных поцелуев и как стучало сердце Сирила у моего сердца в унисон с волной, плещущей о песок. Раз, два, три, четыре — стучало сердце, и на песке тихо плескалось море-раз, два, три. Раз — он начинал дышать ровнее, поцелуи становились уверенней, настойчивей, я больше не слышала плеска моря, и в ушах отдавались только быстрые, непрерывные толчки моей собственной крови».
«Игра в классики». Хулио Кортасар
«Мы не были влюблены друг в друга, мы просто предавались любви с отстраненной и критической изощренностью и вслед за тем впадали в страшное молчание, и пена от пива отвердевала в стаканах паклей и становилась теплой, пока мы смотрели друг на друга и ощущали: это и есть время. В конце концов Мага вставала и начинала слоняться по комнате. Не раз я видел, как она с восхищением разглядывала в зеркале свое тело, приподнимая груди ладонями, как на сирийских статуэтках, и медленным взглядом словно оглаживала кожу. И я не мог устоять перед желанием позвать ее и почувствовать, как она снова со мною после того, как только что целое мгновение была так одинока и так влюблена, уверовав в вечность своего тела».
«Стоунер». Джон Уильямс
«Иногда, ленивый и сонный после любви, он лежал, омываемый каким-то медленным, ласковым потоком ощущений и неторопливых мыслей; пребывая внутри этого потока, он не знал наверняка, говорит он вслух или просто принимает в свое сознание слова, рождаемые этими ощущениями и мыслями.
Ему мечталось о чем-то идеальном, о мирах, где они могли бы всегда быть вместе, и он наполовину верил в осуществимость того, о чем ему мечталось. «А вот если бы мы с тобой. » — говорил он и продолжал говорить, конструируя возможность, едва ли намного более привлекательную, чем их нынешнее положение. Они оба знали, не высказывая этого вслух, что возможности, которые они изобретали и обдумывали, — своего рода ритуальные жесты во славу их любви и той жизни, что была у них сейчас.
А жизнь эта была такой, какой ни он, ни она раньше и представить себе не могли. Их влечение друг к другу переросло в страсть, а та — в глубокую чувственность, обновлявшуюся день ото дня.
— Любовь и книги, — сказала однажды Кэтрин. — Что еще нужно?
И Стоунер подумал, что ровно так оно и есть, что это одна из истин, которые он теперь узнал.
Ибо их жизнь в то лето не сводилась к любовной близости и разговорам».
«Волхв». Джон Фаулз
«Я вспомнил Алисон, наши любовные игры. Будь она рядом, нагая, мы занялись бы любовью на подстилке из хвои, окунулись бы и снова занялись любовью. Меня переполняла горькая грусть, смесь памяти и знания; памяти о былом и должном, знания о том, что ничего не вернуть; и в то же время смутной догадки, что всего возвращать и не стоит — например, моих пустых амбиций или сифилиса, который пока так и не проявился. Чувствовал я себя прекрасно. Бог знает, что будет дальше; да это и не важно, когда лежишь на берегу моря в такую чудесную погоду. Достаточно того, что существуешь. Я медлил, без страха ожидая, пока что-нибудь подтолкнет меня к будущему. Перевернулся на живот и предался любви с призраком Алисон, по-звериному, без стыда и укора, точно распластанная на камнях похотливая машина. И, обжигая подошвы, бросился в воду».
«Лолита». Владимир Набоков
«Но моя Лолиточка была резвой девчонкой, и когда она издала тот сдавленный смешок, который я так любил, я понял, что она до этого созерцала меня играющими глазами. Она скатилась на мою сторону, и её тёплые русые кудри пришлись на мою правую ключицу. Я довольно бездарно имитировал пробуждение. Сперва мы лежали тихо. Я тихо гладил её по волосам, и мы тихо целовались. Меня привело в какое-то блаженное смущение то, что её поцелуй отличался несколько комическими утонченностями в смысле трепетания пытливого жала, из чего я заключил, что её натренировала в раннем возрасте какая-нибудь маленькая лесбиянка. Таким изощрениям никакой Чарли не мог её научить! Как бы желая посмотреть, насытился ли я и усвоил ли обещанный давеча урок, она слегка откинулась, наблюдая за мной. Щёки у неё разгорелись, пухлая нижняя губа блестела, мой распад был близок. Вдруг, со вспышкой хулиганского веселья (признак нимфетки!), она приложила рот к моему уху — но рассудок мой долго не мог разбить на слова жаркий гул её шёпота, и она его прерывала смехом, и смахивала кудри с лица, и снова пробовала, и удивительное чувство, что живу в фантастическом, только что созданном, сумасшедшем мире, где всё дозволено, медленно охватывало меня по мере того, как я начинал догадываться, что именно мне предлагалось. Я ответил, что не знаю, о какой игре идёт речь, — не знаю, во что она с Чарли играла. “Ты хочешь сказать, что ты никогда?”, начала она, пристально глядя на меня с гримасой отвращения и недоверия. “Ты — значит, никогда?”, начала она снова. Я воспользовался передышкой, чтобы потыкаться лицом в разные нежные места. “перестань”, гнусаво взвизгнула она, поспешно убирая коричневое плечо из-под моих губ. (Весьма курьёзным образом Лолита считала — и продолжала долго считать — все прикосновения, кроме поцелуя в губы да простого полового акта, либо «слюнявой романтикой», либо «патологией»). “То есть, ты никогда”, продолжала она настаивать (теперь стоя на коленях надо мной), “никогда не делал этого, когда был мальчиком?” “Никогда”, ответил я с полной правдивостью. “Прекрасно”, сказала Лолита, “так посмотри, как это делается”. Я, однако, не стану докучать учёному читателю подробным рассказом о Лолитиной самонадеянности. Достаточно будет сказать, что ни следа целомудрия не усмотрел перекошенный наблюдатель в этой хорошенькой, едва сформировавшейся, девочке, которую в конец развратили навыки современных ребят, совместное обучение, жульнические предприятия вроде гёрл-скаутских костров и тому подобное. Для неё чисто механический половой акт был неотъемлемой частью тайного мира подростков, неведомого взрослым. Как поступают взрослые, чтобы иметь детей, это совершенно её не занимало. Жезлом моей жизни Лолиточка орудовала необыкновенно энергично и деловито, как если бы это было бесчувственное приспособление, никак со мною не связанное».
«Покорность». Мишель Уэльбек
«Мириам позвонила в дверь в семь часов вечера.
— С днем рождения, Франсуа. — сказала она с порога тоненьким голоском, и, кинувшись на меня, поцеловала в губы, поцелуй ее был долгим, сладостным, наши языки и губы слились воедино. Возвращаясь вместе с ней в гостинную, я заметил, что она был еще сексуальнее, чем в прошлый раз. На ней была другая черная мини-юбка, еще короче прежней, и к тому же чулки — когда она села на диван, я углядел черную пряжку на поясе для подвязок, блестевшую на ослепительно белом бедре. Ее рубашка, тоже черная, оказалась совсем прозрачной, сквозь нее было хорошо видно, как волнуется ее грудь, — я осознал вдруг, что мои пальцы помнят прикосновения к венчикам ее сосков, она растерянно улыбнулась и на мгновение я ощутил в ней какое-то смятение и обреченность.
— А подарок ты мне принесла? — Я попытался сказать это весело, чтобы разрядить обстановку.
— Нет, — серьезно ответила она, — я не нашла ничего, что бы мне понравилось.
Помолчав немного, она вдруг раздвинула ноги; трусов она не надела, а юбка была такая короткая, что сразу обнажился лобок, выбритый и беззащитный.
— Я возьму в рот, — сказала она, — тебе понравится. Иди ко мне на диван.
Я подчинился и дал ей себя раздеть. Она опустилась передо мной на колени. »
Как написать постельную сцену, за которую не будет стыдно: 7 советов автору
Когда в книге присутствует любовная линия, автор редко удерживается от соблазна изобразить физическую сторону отношений парочки. И тут-то писатели, порой даже опытные, часто терпят фиаско. Как написать постельную сцену, чтобы не было мучительно стыдно за страницы, исписанные бессмысленными пошлостями?
А, собственно, зачем?
Если вы задумали написать эротический роман, в котором сюжет имеет примерно такое же значение, как в порнофильме, этот пункт можно пропускать. Правда, с восторгом подобное творчество примут, разве что ценители.
Остальным напоминаем: каждый эпизод в книге должен иметь смысл с точки зрения сюжета или раскрытия персонажей. Поэтому решите – зачем вашему произведению постельная сцена? Вы собрались написать ее из любви к реализму, чтобы показать тонкие детали взаимоотношений или личностей героев?
Чем чаще в романе мелькают фривольные эпизоды, тем больше смысла автору придется в них вложить. Нужно прочно увязать обилие откровенных сцен с основным конфликтом книги, но сделать это так, чтобы сюжет и вся эта обнаженка в нем не выглядели надуманными. Иначе ваш труд отправится в категорию «мамкиного порно», как творения Э. Л. Джеймс, безвкусные, хотя и на удивление успешные.
Не изменяйте настроению книги
Хотя эротические сцены как будто стоят особняком, это тоже часть истории. Они не должны быть оторванными от сюжета в целом и конкретного фрагмента книги, характера персонажей, общего стиля изложения.
К примеру, пишете вы юмористическую историю. И тут из маминой из спальни, вдруг откуда не возьмись… совершенно серьезная эротическая сцена. Ни намека на иронию и юмор, которыми пышет каждая страница до и после этого трепетного момента. То есть, всю дорогу вы отчаянно смешили читателя, а потом раз – и уже пытаетесь вызвать у него вполне серьезное чувственное возбуждение. Странно это смотрится.
Но как написать эротическую сцену в таком случае? – Просто не изменяйте общему тону книги. В комедии все будет чуть забавно и мило, с шуточками и смешками. В ужастике или триллере – немного мрачно и с едва уловимым ощущением надвигающейся опасности. Постельные сцены нужно писать так, чтобы они дополняли всю историю, а не выбивались из ее колеи.
Избегайте «порывов страсти»
Эротические эпизоды в книгах изобилуют клише. Когда автор не понимает, как писать постельные сцены, ему приходится обращаться к стандартным фразочкам в духе «они отдались порыву страсти…». Такими припарками мертвому не помочь, а обезобразить текст – запросто.
И ведь подобрать другие слова не так сложно. Просто откажитесь от рассказывания читателю в общих словах о страсти – покажите ему, как именно ваши герои задыхаются от вожделения. Чем лучше вы сами поймете суть происходящего между персонажами, тем легче будет написать эротическую сцену без клише.
Отбросьте ложный стыд
Когда возникнет соблазн стыдливо прикрыть член нефритовым стержнем, подумайте: за кого вы принимаете читателя? За школьницу, краснеющую на уроках биологии, когда речь заходит о пестиках и тычинках?
Все «антенны любви», «яшмовые ворота» и прочие эвфемизмы выглядят ужасающе безвкусно всегда, кроме тех случаев, когда это намеренная стилизация. Так что откажитесь от них сразу.
Если побороть неловкость не удается, обойдите физические подробности стороной. Поверьте, ваша сцена от этого не станет менее эротической.
Меньше механики, больше ощущений
Какое состояние обычно пытается вызвать автор у читателя, когда пишет постельную сцену? Эротическое возбуждение, верно? Так вот описание физических подробностей секса этой цели служит плохо.
Все знают, как выглядит этот процесс. Подробным перечислением положений рук, ног и других частей тела никого не только не удивишь, но и не возбудишь. Передать ощущения и эмоции сложнее, но именно это вызовет у читателя нужную реакцию.
Когда решаете, как написать постельную сцену в фанфике или романе, постарайтесь задействовать все пять чувств персонажей. Добавьте сюда сумбурные мысли любовников, их переживания, смущение. Помогите читателю влезть в шкуру и голову героя и прочувствовать момент так, будто он сам участник всего действа.
Оставьте место для фантазии
Читатель любит додумывать замысел автора сам. Иначе он заскучает. Постельные сцены в этом смысле не исключение. Иногда тонких намеков достаточно, чтобы включить воображение и заставить человека представить происходящее в деталях, а именно это вам и нужно.
Не делайте из женщины объект, а из мужчины – дурачка
Она – знойная красавица, падающая в объятия своего кавалера, как подкошенная. Она пассивно позволяет партнеру делать с собой все, что он пожелает, не имея ни собственных мыслей, ни мотивов, ни способности к активному действию.
Он – неловкий балбес, которого буквально разбивает паралич при виде обнаженной дамы. Он едва стоит на ватных ногах, расстегивает пуговицы дрожащими пальцами и заикается либо вовсе немеет.
Откажитесь от таких и им подобных сексистских образов. Мало того, что они избитые, так еще и делают из ваших персонажей смешную карикатуру на настоящих людей. Это сгодится только для комедии, да и в ней будет выглядеть банально.
Поведение и переживания героя в эротической сцене должны прямо вытекать из его общего образа в книге, отношений с пассией, предшествующих событий. Секс не превращает его в другого человека и не лишает напрочь воли.
И последний совет о том, как написать постельную сцену: пишите не столько о сексе, сколько о любви. Даже если герои только жаждут ее, но им остается лишь довольствоваться похотью, покажите это, и найдете отклик у читателя. А чтобы постельные сцены не стали единственной ценностью вашей книги, смотрите онлайн мастер-класс Донцовой для писателей.
Источники:
https://pikabu.ru/story/samyie_nelepyie_opisaniya_postelnyikh_stsen_po_rabote_iskala_informatsiyu_a_tut_1408394
https://eksmo.ru/selections/luchshie-eroticheskie-stseny-v-literaturnykh-proizvedeniyakh-ID4504192/
https://dreamclass.ru/blog/kak-napisat-postielnuiu-stsienu-7-sovietov-avtoru/
