Эдуард Штейнберг: музыка на холсте. Мне не интересны целующиеся милиционеры
Русский портрет
Портрет и картины на заказ и в продаже. Портрет с фотографии. Коллекционная живопись. Продажа картин и выполнение живописи на заказ. Рамы для картин.
- Зальцбург: легенда о Парацельсе
Недалеко от дворца и парка Мирабель, о которых мы рассказывали в прошлом очерке, на Кладбище Св. Себастьяна при одноимённой церкви можно увидеть памятник Филиппу Аврелию Теофрасте Бомбасте фон Гогенхайму по прозвищу Парацельс.
10.02.20 - Зальцбург: Мирабель – щедрый подарок архиепископа своей конкубине
В авторском туре «Три Тироля» у нас будет возможность посетить дворец Мирабель, построенный в 1606 году по приказу Вольфа Дитриха, зальцбургского князя-архиепископа. Это был подарок благочестивого святого отца своей возлюбленной конкубине – Саломее Альт.
08.02.20 - Зальцбург: Хельбрун – весёлый дворец грустного архиепископа
Примерно в 15 минутах езды от Зальцбурга, расположен дворцовый комплекс XVII века Хельбрун – охотничья резиденция архиепископа Маркуса Ситтикуса фон Хоэнэмс.
04.02.20
Арт-рынок
Эдуард Штейнберг: “Мне не интересны целующиеся милиционеры”
Ряды Российской академии художеств пополнились четырьмя известными художниками-шестидесятниками, которых называют нонконформистами. Это Эрик Булатов, Владимир Немухин, Оскар Рабин и Эдуард Штейнберг.
Самому молодому из них, Штейнбергу, 71 год. Последние два десятилетия он живет на два дома – между Парижем и Тарусой. Один из самых востребованных современных мастеров – Штейнберг выставлялся в Третьяковке, Русском музее, в нью-йоркском Музее Гуггенхайма и крупнейших галереях Европы.
Открыл Штейнберга, влачившего тогда нищенское существование, в середине 80-х годов известный французский галерейщик Клод Бернар. “Меня потрясла красота его картин, – говорит Бернар. – Мне было ясно, что за этими работами стоят великие традиции русского авангарда”.
С академиком Штейнбергом в его парижской мастерской встретился корреспондент “Известий”.
вопрос: Какие чувства ты испытывал в тот момент, когда президент РАХ Зураб Церетели надевал на тебя тогу академика?
ответ: Признание на родине ужасно приятно. А то, что тогу надевал сам Зураб Константинович, приятно вдвойне. Он же глава академии, и я к нему всегда нормально относился.
в: Это, конечно, событие: лидеры нонконформистов, гонимые при советской власти, вдруг влились в ряды классиков отечественной живописи.
о: Прежде всего – не вдруг. Мы работаем уже более полувека. Советская власть, естественно, нас не любила. Но сегодня время другое. И я сказал во время церемонии: “Кто старое помянет, тому глаз вон”.
в: Словом, Академия воздала вам по заслугам.
о: Я был очень удивлен тем, что Церетели и особенно вице-президент Таир Салахов чуть ли не со слезами на глазах больше каялись, чем говорили о наших заслугах. Да, мы были гонимы, не признаны, но никакого чувства реванша у меня нет.
в: “Из нонконформистов – в конформисты”, – съязвил кто-то из критиков по поводу вашего приема в Академию художеств. Власть, мол, приласкала бывших диссидентов.
о: Власть приласкала, и слава Богу, что сейчас в России нормальная жизнь.
в: Тебя еще недавно и орденом Дружбы наградили.
о: Жаль, что не наградили других нонконформистов. Но больше всего я тронут тем, что меня сделали почетным гражданином Тарусы. Я немного общественник и могу с этими регалиями помогать городу и заступаться за гонимых людей.
в: И как ты это делаешь?
о: Помогаю больнице, церкви. Я отдал на благотворительный аукцион свою работу, которую продали за 15 тысяч евро, и передал деньги больнице. У меня два дома в Тарусе, один из которых я хочу сделать фондом семьи Штейнберга (отец художника – известный поэт и переводчик Аркадий Штейнберг. – “Известия”) и передать городу.
в: Ты говоришь, что помогаешь гонимым. А сейчас разве есть гонимые?
о: А как же! Я помогал добиться справедливости в скандальной истории, наделавшей много шума, с больницей в Тарусе. Затеяли хорошее дело, купили оборудование, и начались преследования чиновниками главного врача. Написал я письмо и местным властям по поводу женщины-инвалида, которая живет в десятиметровой комнате с дочерью. У них нет даже воды. Это тоже гонимые.
в: Значит, ты в Тарусе играешь роль правозащитника?
о: Да. Все обиженные властью могут постучаться в мою дверь, и я помогу, чем смогу.
в: Почему ты так привязан к Тарусе?
о: Меня привезли туда в месячном возрасте. Я там стал художником. Таруса была знаменита еще до революции – здесь жили Балтрушайтис, Поленов, Борисов-Мусатов, приезжали Бальмонт, Андрей Белый, Цветаева. А в советское время – Рихтер, Паустовский, Тарковский, Мессереры. В Тарусе бывал и Солженицын.
в: Раньше ты в основном жил в Париже, а теперь тебя, по твоим словам, “тянет в свою конуру”.
о: У меня дважды был рак – в Париже я лечился. Конечно, меня из Франции тянет в Тарусу. Хотя друзей у меня сейчас больше в Париже. Я все-таки нахожусь во французском художественном пространстве, и Париж – моя вторая родина.
в: Высшим из искусств французы считают “искусство жить”.
о: Да, они умеют жить и живут сегодняшним днем. Так и нужно делать. Но главное, что здесь человек защищен законом. К тебе не подойдет полицейский и ни за что ни про что не даст по морде. У нас же в России до сих пор в этом отношении абсолютное бесправие.
в: Ты часто называешь себя почвенником. Что это значит?
о: Почвенник – это тот, кто ходит по земле, не отрывается от нее. Я люблю свою географию, а меня обвиняют в том, что я “националист”, “патриот”. Но я действительно люблю Россию. Что в этом плохого?
в: Где тебя лучше понимают как художника – на Западе или в России?
о: Меня, по-моему, ценят и там, и там. Но, конечно, элитарный круг. Я часть русско-европейской культуры. Мой идол – Казимир Малевич. Он остается больше мистиком, чем художником.
в: В твоей абстрактной живописи много религиозных символов.
о: Я же верующий человек, и у меня все построено на христианской философии.
в: Сегодня цены на картины художников твоего поколения достигли на аукционах умопомрачительных высот. Кабаков уходит за несколько миллионов долларов. К миллионному рубежу подтянулись Краснопевцев, Булатов, Васильев. Неужто они стоят таких денег?
о: Раз платят, значит, стоят. По этому поводу можно смеяться, можно аплодировать. Но я настроен скептически. Я немного знаком с положением на арт-рынке. На западное искусство таких цен нет.
в: Одни эксперты предсказывают российскому арт-рынку неизбежный крах. Другие, напротив, убеждены, что при нынешних ценах на нефть будут расти и цены на искусство.
о: Мой прогноз сводится к тому, что этот рынок непременно рухнет. Из современных художников останутся два-три: Кабаков, Вейсберг, Краснопевцев. Когда понесут продавать остальных, то их картины будут стоить две копейки.
в: В “Гран пале” только что прошел салон “Арт-Париж”, широко распахнувший двери для российского искусства. Георгий Острецов показал скульптуру – некое подобие человека-автомата, совокупляющегося с холодильником. Другой наш мастер запечатлел на холсте китайца, насилующего русскую девушку. Может, прав экс-министр культуры Соколов, назвавший такие творения порнографией?
о: Это чудовищная пошлость. И для Соколова, который воспитан на настоящей культуре, – это, конечно, порнография. Но запрещать не надо. Любой запрет вызывает обратную реакцию.
в: Художнику для самовыражения нужна полная свобода?
о: Пикассо сказал, что искусству вообще свобода не нужна. Он говорил, что искусство рождается тогда, когда нет свободы, а при полной свободе оно умирает. Убивают его и деньги.
в: Ты утверждаешь, что художник творит для себя. Но вот Рубенс и Рембрандт работали на заказ.
о: У них заказчики были другие – на уровне художника. И потом заказ заказом, но они писали для себя, думая о Боге, о смерти, о жизни.
в: Знакомый арт-дилер недавно жаловался, что спрос на современных российских художников растет, а вот “качественного товара”, мол, не хватает.
о: Территорию захватили господа кураторы и арт-дилеры. Сплошная коммерция. Сегодня какой-нибудь куратор на венецианской биеннале несет ахинею и думает, что кругом идиоты. Король-то давно голый, но все молчат, боятся выглядеть дураками.
в: Собрание Третьяковки отражает положение дел в современном отечественном искусстве?
о: В какой-то степени да. Хотя в экспозиции почему-то сейчас нет таких замечательных художников, как Свешников или Харитонов. Но все-таки мое поколение в основном представлено. И мне нравится, что там есть и авангард, и соцреализм. Так и должно быть – это же наша история.
в: В элитный список россиян, опубликованный в прессе, попали всего два художника – Илья Глазунов и Никас Сафронов. Оба занимают 104-ю позицию.
о: 104-е место не так плохо. Значит, о них все-таки думают. И Глазунов, как бы к нему ни относились, – явление. Плохое, но явление.
в: Сегодня самое передовое русское искусство ничуть не уступает в смелости западному.
о: Наше искусство очень провинциально. У нас все еще изобретают велосипед, которым на Западе пользуются уже полвека.
в: Ну а как же родимый соц-арт, который подняли на щит на Западе?
о: Искусство в России сильно политизировано. Соц-арт – чистая политика, окрашенная русской географией. Совдепии давным-давно нет. Сколько можно об этом говорить! Мне не интересны целующиеся милиционеры.
в: Есть ли у современного искусства какая-то миссия, кроме эпатажа?
о: Заморочить голову. Обдурить. Продать. Это театр абсурда. Как сказал один француз: “Что модно, то и есть искусство”.
в: Встречал ли ты среди сегодняшних коллекционеров новых Третьяковых, Щукиных или Морозовых?
о: Нет. Это все собиратели. денег, к сожалению.
Эдуард Штейнберг: музыка на холсте
«Мастихин — как смычок скрипки. Скрипка — это холст, и ты исполняешь музыкальные композиции. Только путем красок», — так поэтически определил суть своей работы Эдуард Штейнберг. Художник-нонконформист, его работы представлены в ведущих музеях нашей страны и в крупнейших галереях и частных собраниях в Австрии, Германии, Франции и США. О нем рассказывает искусствовед Анна Чудецкая.
Psychologies: У Эдуарда Штейнберга не было специального художественного образования — случай для художника с мировым именем исключительный. Как же произошла его встреча с изобразительным искусством?
Анна Чудецкая: Эта встреча состоялось благодаря его отцу, Аркадию Штейнбергу. В молодые годы Аркадий Акимович учился во ВХУТЕМАСе по классу Давида Штеренберга, был поэтом и переводчиком. Потом судьба его сложилась непросто. Аркадий Акимович был репрессирован в 1937 году, а перед войной выпущен из тюрьмы. Он ушел добровольцем на фронт, но после войны его вновь арестовали и освободили лишь в 1954 году. И вот тогда он стал первым наставником сына и в рисунке, и в живописи с натуры, и в том понимании занятия искусством, которое может именоваться духовным поиском. Благодаря отцу Эдуард прикоснулся к традиции живописи 1920-х годов.
К какому из направлений?
Работы Штейнберга самого начала 1960-х — редкий пример «вхутемасовской» традиции живописи, выполненной с натуры. «Городской пейзаж в районе Бауманской» представляет невзрачный мотив: два двухэтажных дома, проезжая улица, прохожие. Важное место в композиции занимают снег и небо, вобравшие в себя множество оттенков голубого, лилового, розового, охристого, — и в этом единстве уже ощущается та светлая гамма, которая будет главенствовать в поздних абстракциях Штейнберга. Портрет бабушки 1962 года — один из многочисленных портретов, которые писал художник в этот период поисков. Скупость серого-черного-коричневого создает ощущение светлой грусти. А вот «Дерево» 1963 года, еще оставаясь в рамках натурного мотива, уже предвосхищает абстрактные композиции позднего периода: возрастает доля условного, цветовая насыщенность исчезает, возникает голубоватое мерцание.
Как, когда возник его интерес к беспредметному искусству?
Где-то в середине 1960-х годов. Он видел работы художников «первого авангарда» в коллекции Георгия Костаки, был на выставке из собрания Николая Харджиева, получил в подарок книгу Камиллы Грей «Великий эксперимент» — все это способствовало тому, что от натурных мотивов Эдуард Штейнберг постепенно перешел к геометрической абстракции. Штейнберг даже написал письмо Казимиру Малевичу. В этом «диалоге» Штейнберг явился заинтересованной стороной: он посвятил свое дальнейшее творчество восстановлению преемственности с идеями супрематизма и русского авангарда в целом.
В супрематизме Штейнберг увидел синтез мистических идей русского Серебряного века, пластического строя русской иконописи и живописи ранних христиан. И его собственные работы начала 1970-х годов демонстрируют это метафизическое устремление выйти за пределы чувственного, эмпирического опыта, отрешиться от повседневного, суетного, обратиться к вечным вопросам бытия. Композиция «Череп, кувшин, лист клена» 1971 года — прекрасный пример такой символической дематериализации, но чаще художник работает с простыми геометрическими фигурами. Квадрат, прямоугольник, треугольник погружаются в пространство, где их очертания становятся не столь определенными, а пространство «наполняется», становится более плотным. И предметы, и пространство становятся со-материальны друг другу.
Что помогает «читать» его абстрактные работы?
Иногда в геометрии форм мы можем угадать нечто изобразительно-определенное: так в композиции «Февраль-март» (1973) видится грандиозное изображение птицы. Тема убитой птицы очень часто появлялась в работах Штейнберга в конце 1960-х, а чучело дятла долгое время было очень важным предметом — своего рода проводником в особое, умозрительное пространство его произведений. Но иногда мы не находим никаких изобразительных подсказок. Тогда подсказкой могут служить посвящения. Композиция «Треугольники» 1976 года посвящена памяти матери художника. Два треугольника, розовый и черный: розовый вздымается словно пирамида, черный — как предостерегающий знак, за ними — мерцающее голубое пространство. Человеческая жизнь осознается художником как ускользающая тайна, которую можно постичь с помощью колорита, который способен сгустить материю, а может ее растворить.
Его художественные поиски носили религиозно-философский характер?
Да, но они не вписывались в традиционное богословие. В работах Штейнберга духовное и эстетическое сопрягалось с глубоко индивидуальным. Метафизичность его искусства таилась внутри самого живописного метода. Тончайшие цветовые градации словно становились проводниками переживаний, размышлений, поисков ответов. Но в искусстве Штейнберга не найти готовых истин или мистических откровений. Он остановился в той точке, где религиозная проблематика присутствует как некое вопрошание — о чувстве, о мысли, о смысле, о предназначении… Поиски художника оказались созвучны и мировому пространству культуры.
Эдуард Штейнберг стал одним из немногих отечественных художников, которые смогли занять достойное место в художественной жизни Европы. Язык геометрической абстракции оказался актуальным для мирового культурного контекста последних десятилетий.
Об эксперте
Анна Чудецкая — арт-критик, старший научный сотрудник отдела личных коллекций ГМИИ им. А.С. Пушкина, куратор выставки.
Вдохнови меня: великие музы великих творцов
Первые упоминания о музах встречаются у древнегреческих поэтов. Это были не просто очаровательные вдохновительницы, а дочери Зевса. Ни одно художественное произведение не создавалось без их участия.
Стив Джобс: шесть упражнений для тренировки мозга
Гениальный креативщик, гуру в мире IT-технологий, человек, изменивший мир, на протяжении многих лет практиковал медитацию осознанности. Она помогала ему снимать стресс, прояснять ум и развивать креативность.
Академик-нонконформист Эдуард Штейнберг: “Мне не интересны целующиеся милиционеры”
Ряды Российской академии художеств пополнились четырьмя известными художниками-шестидесятниками, которых называют нонконформистами. Это Эрик Булатов, Владимир Немухин, Оскар Рабин и Эдуард Штейнберг. Самому молодому из них, Штейнбергу, 71 год. Последние два десятилетия он живет на два дома – между Парижем и Тарусой. Один из самых востребованных современных мастеров – Штейнберг выставлялся в Третьяковке, Русском музее, в нью-йоркском Музее Гуггенхайма и крупнейших галереях Европы. Открыл Штейнберга, влачившего тогда нищенское существование, в середине 80-х годов известный французский галерейщик Клод Бернар. “Меня потрясла красота его картин, – говорит Бернар. – Мне было ясно, что за этими работами стоят великие традиции русского авангарда”. С академиком Штейнбергом в его парижской мастерской встретился корреспондент “Известий”.
вопрос: Какие чувства ты испытывал в тот момент, когда президент РАХ Зураб Церетели надевал на тебя тогу академика?
ответ: Признание на родине ужасно приятно. А то, что тогу надевал сам Зураб Константинович, приятно вдвойне. Он же глава академии, и я к нему всегда нормально относился.
в: Это, конечно, событие: лидеры нонконформистов, гонимые при советской власти, вдруг влились в ряды классиков отечественной живописи.
о: Прежде всего – не вдруг. Мы работаем уже более полувека. Советская власть, естественно, нас не любила. Но сегодня время другое. И я сказал во время церемонии: “Кто старое помянет, тому глаз вон”.
в: Словом, Академия воздала вам по заслугам.
о: Я был очень удивлен тем, что Церетели и особенно вице-президент Таир Салахов чуть ли не со слезами на глазах больше каялись, чем говорили о наших заслугах. Да, мы были гонимы, не признаны, но никакого чувства реванша у меня нет.
в: “Из нонконформистов – в конформисты”, – съязвил кто-то из критиков по поводу вашего приема в Академию художеств. Власть, мол, приласкала бывших диссидентов.
о: Власть приласкала, и слава Богу, что сейчас в России нормальная жизнь.
в: Тебя еще недавно и орденом Дружбы наградили.
о: Жаль, что не наградили других нонконформистов. Но больше всего я тронут тем, что меня сделали почетным гражданином Тарусы. Я немного общественник и могу с этими регалиями помогать городу и заступаться за гонимых людей.
в: И как ты это делаешь?
о: Помогаю больнице, церкви. Я отдал на благотворительный аукцион свою работу, которую продали за 15 тысяч евро, и передал деньги больнице. У меня два дома в Тарусе, один из которых я хочу сделать фондом семьи Штейнберга (отец художника – известный поэт и переводчик Аркадий Штейнберг. – “Известия”) и передать городу.
в: Ты говоришь, что помогаешь гонимым. А сейчас разве есть гонимые?
о: А как же! Я помогал добиться справедливости в скандальной истории, наделавшей много шума, с больницей в Тарусе. Затеяли хорошее дело, купили оборудование, и начались преследования чиновниками главного врача. Написал я письмо и местным властям по поводу женщины-инвалида, которая живет в десятиметровой комнате с дочерью. У них нет даже воды. Это тоже гонимые.
в: Значит, ты в Тарусе играешь роль правозащитника?
о: Да. Все обиженные властью могут постучаться в мою дверь, и я помогу, чем смогу.
в: Почему ты так привязан к Тарусе?
о: Меня привезли туда в месячном возрасте. Я там стал художником. Таруса была знаменита еще до революции – здесь жили Балтрушайтис, Поленов, Борисов-Мусатов, приезжали Бальмонт, Андрей Белый, Цветаева. А в советское время – Рихтер, Паустовский, Тарковский, Мессереры. В Тарусе бывал и Солженицын.
в: Раньше ты в основном жил в Париже, а теперь тебя, по твоим словам, “тянет в свою конуру”.
о: У меня дважды был рак – в Париже я лечился. Конечно, меня из Франции тянет в Тарусу. Хотя друзей у меня сейчас больше в Париже. Я все-таки нахожусь во французском художественном пространстве, и Париж – моя вторая родина.
в: Высшим из искусств французы считают “искусство жить”.
о: Да, они умеют жить и живут сегодняшним днем. Так и нужно делать. Но главное, что здесь человек защищен законом. К тебе не подойдет полицейский и ни за что ни про что не даст по морде. У нас же в России до сих пор в этом отношении абсолютное бесправие.
в: Ты часто называешь себя почвенником. Что это значит?
о: Почвенник – это тот, кто ходит по земле, не отрывается от нее. Я люблю свою географию, а меня обвиняют в том, что я “националист”, “патриот”. Но я действительно люблю Россию. Что в этом плохого?
в: Где тебя лучше понимают как художника – на Западе или в России?
о: Меня, по-моему, ценят и там, и там. Но, конечно, элитарный круг. Я часть русско-европейской культуры. Мой идол – Казимир Малевич. Он остается больше мистиком, чем художником.
в: В твоей абстрактной живописи много религиозных символов.
о: Я же верующий человек, и у меня все построено на христианской философии.
в: Сегодня цены на картины художников твоего поколения достигли на аукционах умопомрачительных высот. Кабаков уходит за несколько миллионов долларов. К миллионному рубежу подтянулись Краснопевцев, Булатов, Васильев. Неужто они стоят таких денег?
о: Раз платят, значит, стоят. По этому поводу можно смеяться, можно аплодировать. Но я настроен скептически. Я немного знаком с положением на арт-рынке. На западное искусство таких цен нет.
в: Одни эксперты предсказывают российскому арт-рынку неизбежный крах. Другие, напротив, убеждены, что при нынешних ценах на нефть будут расти и цены на искусство.
о: Мой прогноз сводится к тому, что этот рынок непременно рухнет. Из современных художников останутся два-три: Кабаков, Вейсберг, Краснопевцев. Когда понесут продавать остальных, то их картины будут стоить две копейки.
в: В “Гран пале” только что прошел салон “Арт-Париж”, широко распахнувший двери для российского искусства. Георгий Острецов показал скульптуру – некое подобие человека-автомата, совокупляющегося с холодильником. Другой наш мастер запечатлел на холсте китайца, насилующего русскую девушку. Может, прав экс-министр культуры Соколов, назвавший такие творения порнографией?
о: Это чудовищная пошлость. И для Соколова, который воспитан на настоящей культуре, – это, конечно, порнография. Но запрещать не надо. Любой запрет вызывает обратную реакцию.
в: Художнику для самовыражения нужна полная свобода?
о: Пикассо сказал, что искусству вообще свобода не нужна. Он говорил, что искусство рождается тогда, когда нет свободы, а при полной свободе оно умирает. Убивают его и деньги.
в: Ты утверждаешь, что художник творит для себя. Но вот Рубенс и Рембрандт работали на заказ.
о: У них заказчики были другие – на уровне художника. И потом заказ заказом, но они писали для себя, думая о Боге, о смерти, о жизни.
в: Знакомый арт-дилер недавно жаловался, что спрос на современных российских художников растет, а вот “качественного товара”, мол, не хватает.
о: Территорию захватили господа кураторы и арт-дилеры. Сплошная коммерция. Сегодня какой-нибудь куратор на венецианской биеннале несет ахинею и думает, что кругом идиоты. Король-то давно голый, но все молчат, боятся выглядеть дураками.
в: Собрание Третьяковки отражает положение дел в современном отечественном искусстве?
о: В какой-то степени да. Хотя в экспозиции почему-то сейчас нет таких замечательных художников, как Свешников или Харитонов. Но все-таки мое поколение в основном представлено. И мне нравится, что там есть и авангард, и соцреализм. Так и должно быть – это же наша история.
в: В элитный список россиян, опубликованный в прессе, попали всего два художника – Илья Глазунов и Никас Сафронов. Оба занимают 104-ю позицию.
о: 104-е место не так плохо. Значит, о них все-таки думают. И Глазунов, как бы к нему ни относились, – явление. Плохое, но явление.
в: Сегодня самое передовое русское искусство ничуть не уступает в смелости западному.
о: Наше искусство очень провинциально. У нас все еще изобретают велосипед, которым на Западе пользуются уже полвека.
в: Ну а как же родимый соц-арт, который подняли на щит на Западе?
о: Искусство в России сильно политизировано. Соц-арт – чистая политика, окрашенная русской географией. Совдепии давным-давно нет. Сколько можно об этом говорить! Мне не интересны целующиеся милиционеры.
в: Есть ли у современного искусства какая-то миссия, кроме эпатажа?
о: Заморочить голову. Обдурить. Продать. Это театр абсурда. Как сказал один француз: “Что модно, то и есть искусство”.
в: Встречал ли ты среди сегодняшних коллекционеров новых Третьяковых, Щукиных или Морозовых?
о: Нет. Это все собиратели. денег, к сожалению.
Источники:
https://rupo.ru/m/756/eduard_shteynberg:_mne_ne_interesny_tseluyuschiesya_mili.html
https://www.psychologies.ru/wellbeing/jivopis-eduarda-shteynberga/
https://iz.ru/news/338001