Роллан жан кристоф. Ромен Роллан заканчивает роман: Жан Кристоф
Роллан жан кристоф. Ромен Роллан заканчивает роман: Жан Кристоф
Свободным душам всех народов, которые страдают, борются и победят.
Для этого издания «Жан-Кристофа», в котором дана его окончательная редакция, мы приняли новое деление, иное, чем в десятитомном издании. Там десять книг романа были разбиты на три части:
Жан-Кристоф: 1. Заря; 2. Утро; 3. Отрочество; 4. Бунт.
Жан-Кристоф в Париже: 1. Ярмарка на площади; 2. Антуанетта; 3. В доме.
Конец пути: 1. Подруги; 2. Неопалимая купина; 3. Грядущий день.
В отличие от прежнего построения мы следуем не фактам, а чувствам, не логическим и в известной мере внешним признакам, а признакам художественным, внутренне обоснованным, в силу чего мы и объединяем книги, близкие по атмосфере и звучанию.
Таким образом, произведение в целом предстает как четырехчастная симфония:
Первый том («Заря», «Утро», «Отрочество») охватывает юные годы Кристофа — пробуждение его чувств и сердца в родительском гнезде, в узких пределах «малой родины» — и ставит Кристофа перед лицом испытаний, из которых он выходит истерзанный, но зато перед ним открывается, как бы во внезапном озарении, его предназначение и удел — удел человека, мужественного в страданиях и в борьбе.
Второй том («Бунт», «Ярмарка на площади») — единая по своему замыслу история бунта, ристалище, на котором юный Зигфрид, простодушный, нетерпимый и необузданный, вступает в схватку с ложью, разъедающей как общество, так и искусство того времени, и, подобно Дон Кихоту, разившему своим копьем погонщиков мулов, алькальдов и ветряные мельницы, он разит все и всяческие Ярмарки на площади — в Германии и во Франции.
Третий том («Антуанетта», «В доме», «Подруги»), овеянный атмосферой нежности и душевной сосредоточенности, служит контрастом к предыдущей части с ее исступленным восторгом и ненавистью и звучит как элегическая песнь во славу Дружбы и чистой Любви.
И, наконец, четвертый том («Неопалимая купина», «Грядущий день») есть, по сути, великое Испытание в середине жизненного пути, картина разбушевавшихся Сомнений и опустошительных страстей, душевных бурь, которые угрожают снести все и разрешаются безмятежно ясным финалом при первом блеске невиданной Зари.
Эпиграфом к каждой книге романа, впервые напечатанного в журнале «Двухнедельные тетради» (февраль 1904 — октябрь 1912 гг.), служила надпись, которую обычно высекали на постаменте статуи святого Христофора, стоящей в нефе готических соборов:
Эти слова выражали сокровенную надежду автора, что его Жан-Кристоф станет для читателей тем, кем он был для меня самого: верным спутником и проводником во всех испытаниях.
Испытания выпали на долю всех; автор не обманулся в своих надеждах, как о том свидетельствуют отклики со всех концов мира. Автор и сейчас выражает все ту же надежду. Ныне, когда разразились новые бури, которым еще предстоит греметь и греметь, пусть Кристоф тем более остается другом, сильным и верным, способным вдохнуть радость жизни и любви, — вопреки всему.
Париж, 1 января 1921 г.
Глухо доносится шум реки, протекающей возле дома. Дождь стучит в окна — сегодня он льет с самого утра. По запотевшему надтреснутому стеклу ползут тяжелые капли. Тусклый, желтоватый свет дня угасает за окном. В комнате тепло и душно.
Новорожденный беспокойно зашевелился в колыбели. Старик еще на пороге снял свои деревянные башмаки, но половица все же хрустнула под его ногой, и ребенок начинает кряхтеть. Мать заботливо склоняется к нему со своей постели, и дедушка спешит ощупью зажечь лампу, чтобы ребенок, проснувшись, не испугался темноты. Маленькое пламя озаряет обветренное, красное лицо старого Жан-Мишеля, его щетинистую седую бороду, насупленные брови и живые, острые глаза. Он делает шаг к колыбели, шаркая по полу толстыми синими носками. От его плаща пахнет дождем. Луиза поднимает руку — не надо, чтобы он подходил близко! У нее очень светлые, почти белые волосы; осунувшееся кроткое лицо усыпано веснушками, полураскрытые бледные и пухлые губы робко улыбаются; она не отводит глаз от ребенка — а глаза у нее голубые, тоже очень светлые, словно выцветшие, с узкими, как две точки, зрачками, но исполненные бесконечной нежности…
Ребенок проснулся и начинает плакать. Мутный взгляд его блуждает. Как страшно! Тьма — и внезапно во тьме яркий, резкий свет лампы; странные, смутные образы осаждают едва отделившееся от хаоса сознание; еще объемлет его со всех сторон душная колышущаяся ночь; и вдруг в бездонном мраке, как слепящий сноп света, возникают не испытанные дотоле острые ощущения; боль вонзается в тело, плывут какие-то призраки, огромные лица склоняются над ним, чьи-то глаза сверлят его, впиваются в него — и нельзя понять, что это такое… У него нет даже сил кричать, он оцепенел от страха, глаза широко открыты, рот разинут, дыхание вырывается с хрипом. Вздутое припухшее личико морщится, складываясь в гримаски, жалкие и смешные… Кожа на лице и руках у него темная, почти багровая, в коричневых пятнах…
— Господи! До чего безобразный! — с чувством проговорил старик, и, отойдя, поставил лампу на стол.
Луиза надулась, как девочка, которую разбранили. Жан-Мишель искоса поглядел на нее и засмеялся.
— Не говорить же мне, что он красавец! Ты бы все равно не поверила. Ну, ничего, это ведь не твоя вина. Они, когда родятся, всегда такие.
Младенец вышел из оцепенения, в которое повергли его свет лампы и взгляд старика, и разразился криком. Быть может, он инстинктом угадал ласку в глазах матери и понял, что есть кому пожаловаться. Она простерла к нему руки.
Старик, как всегда наставительно, сказал:
— Нельзя уступать детям, как только они заплачут. Пускай себе кричит.
Все же он подошел и вынул ребенка из колыбели, бормоча себе под нос:
— Ну и урод! Таких безобразных я еще не видывал!
Луиза схватила ребенка и укрыла его у себя на груди. Она всматривалась в него со смущенной и сияющей улыбкой.
— Бедняжечка ты мой! — пролепетала она, застыдившись. — Какой ты некрасивый, ой, какой некрасивый! И как же я тебя люблю!
Жан-Мишель вернулся к очагу и с недовольным видом стал ворошить угли, но улыбка морщила его губы, противореча напускной суровости.
— Ладно уж, — проговорил он. — Не горюй, он еще похорошеет. А если нет, так что за беда! От него только одно требуется — чтобы он вырос честным человеком.
Ребенок утих, прильнув к теплой материнской груди. Слышно было, как он сосет, захлебываясь от жадности. Жан-Мишель откинулся на стуле и повторил торжественно:
Жан-Кристоф
В маленьком немецком городке на берегу Рейна в семье музыкантов Крафтов рождается ребёнок. Первое, ещё неясное восприятие окружающего мира, тепло материнских рук, ласковое звучание голоса, ощущение света, темноты, тысячи разных звуков. Звон весенней капели, гудение колоколов, пение птиц — все восхищает маленького Кристофа. Он слышит музыку всюду, так как для истинного музыканта «все сущее есть музыка — нужно только её услышать». Незаметно для себя мальчик, играя, придумывает собственные мелодии. Дедушка Кристофа записывает и обрабатывает его сочинения. И вот уже готова нотная тетрадь «Утехи детства» с посвящением его высочеству герцогу. Так в семь лет Кристоф становится придворным музыкантом и начинает зарабатывать свои первые деньги за выступления.
Не все гладко в жизни Кристофа. Отец пропивает большую часть семейных денег. Мать вынуждена подрабатывать кухаркой в богатых домах. В семье трое детей, Кристоф — старший. Он уже успел столкнуться с несправедливостью, когда понял, что они бедны, а богатые презирают и смеются над их необразованностью и невоспитанностью. В одиннадцать лет, чтобы помочь родным, мальчик начинает играть второй скрипкой в оркестре, где играют его отец и дед, даёт уроки избалованным богатым девицам, продолжает выступать на герцогских концертах, У него нет друзей, дома он видит очень мало тепла и сочувствия и поэтому постепенно превращается в замкнутого гордого подростка, никак не желающего становиться «маленьким бюргером, честным немчиком». Единственным утешением мальчика являются беседы с дедушкой и дядей Готфридом, бродячим торговцем, иногда навещающим сестру, мать Кристофа. Именно дедушка первым заметил у Кристофа музыкальный дар и поддержал его, а дядя открыл мальчику истину, что «музыка должна быть скромной и Правдивой» и выражать «настоящие, а не поддельные чувства». Но дедушка умирает, а дядя навещает их редко, и Кристоф ужасно одинок.
Семья на грани нищеты. Отец пропивает последние сбережения, В отчаянии Кристоф с матерью вынуждены просить герцога, чтобы деньги, заработанные отцом, отдавали сыну. Однако вскоре и эти средства иссякают: вечно пьяный отец отвратительно ведёт себя даже во время концертов, и герцог отказывает ему от места. Кристоф пишет на заказ музыку к официальным дворцовым празднествам. «Сам источник его жизни и радости отравлен». Но в глубине души он надеется на победу, мечтает о великом будущем, о счастье, дружбе и любви.
Пока же его мечтам сбыться не суждено. Познакомившись с Отто Динером, Кристофу кажется, что он наконец обрёл друга. Но благовоспитанность и осторожность Отто чужды вольнолюбивому, необузданному Кристофу, и они расстаются. Первое юношеское чувство тоже приносит Кристофу разочарование: он влюбляется в девушку из знатной семьи, но ему тут же указывают на разницу в их положении. Новый удар — умирает отец Кристофа. Семья вынуждена перебраться в жилище поскромнее. На новом месте Кристоф знакомится с Сабиной, молодой хозяйкой галантерейной лавки, и между ними возникает любовь. Неожиданная смерть Сабины оставляет в душе юноши глубокую рану. Он встречается со швеёй Адой, но та изменяет ему с его младшим братом. Кристоф снова остаётся один.
Он стоит на перепутье. Слова старого дяди Готфрида — «Главное, это не уставать желать и жить» — помогают Кристофу расправить крылья и словно сбросить «вчерашнюю, уже омертвевшую оболочку, в которой он задыхался, — свою прежнюю душу». Отныне он принадлежит только себе, «наконец он не добыча жизни, а хозяин ее!». В юноше просыпаются новые, неведомые силы. Все его прежние сочинения — это «тёплая водица, карикатурно-смешной вздор». Он недоволен не только собой, он слышит фальшивые ноты в произведениях столпов музыки. Излюбленные немецкие песни и песенки становятся для него «разливом пошлых нежностей, пошлых волнений, пошлой печали, пошлой поэзии. ». Кристоф не скрывает обуревающих его чувств и во всеуслышание заявляет о них. Он пишет новую музыку, стремится «выразить живые страсти, создать живые образы», вкладывая в свои произведения «дикую и терпкую чувственность». «С великолепной дерзостью молодости» он полагает, что «надо все сделать заново и переделать». Но — полный провал. Люди не готовы воспринимать его новую, новаторскую музыку. Кристоф пишет статьи в местный журнал, где критикует всех и вся, и композиторов, и музыкантов. Таким образом он наживает себе множество врагов: герцог изгоняет его со службы; семьи, где он даёт уроки, отказывают ему; весь город отворачивается от него.
Кристоф задыхается в душной атмосфере провинциального бюргерского городка. Он знакомится с молодой французской актрисой, и её галльская живость, музыкальность и чувство юмора наводят его на мысль уехать во Францию, в Париж. Кристоф никак не может решиться оставить мать, однако случай решает за него. На деревенском празднике он ссорится с солдатами, ссора заканчивается общей дракой, троих солдат ранят. Кристоф вынужден бежать во Францию: в Германии против него возбуждается уголовное дело.
Париж встречает Кристофа неприветливо. Грязный, суетливый город, так не похожий на вылизанные, упорядоченные немецкие города. Знакомые из Германии отвернулись от музыканта. С трудом ему удаётся найти работу — частные уроки, обработка произведений известных композиторов для музыкального издательства. Постепенно Кристоф замечает, что французское общество ничуть не лучше немецкого. Все насквозь прогнило. Политика является предметом спекуляции ловких и наглых авантюристов. Лидеры различных партий, в том числе и социалистической, искусно прикрывают громкими фразами свои низкие, корыстные интересы. Пресса лжива и продажна. Создаются не произведения искусства, а фабрикуется товар в угоду извращённым вкусам пресытившихся буржуа. Больное, оторванное от народа, от реальной жизни искусство медленно умирает. Как и у себя на родине, в Париже Жан-Кристоф не просто наблюдает. Его живая, деятельная натура заставляет его во все вмешиваться, открыто выражать своё возмущение. Он насквозь видит окружающую его фальшь и бездарность. Кристоф бедствует, голодает, тяжело болеет, но не сдаётся. Не заботясь о том, услышат его музыку или нет, он увлечённо работает, создаёт симфоническую картину «Давид» на библейский сюжет, но публика освистывает её.
После болезни Кристоф внезапно ощущает себя обновлённым. Он начинает понимать неповторимое очарование Парижа, испытывает непреодолимую потребность найти француза, «которого мог бы полюбить ради своей любви к Франции».
Другом Кристофа становится Оливье Жанен, молодой поэт, уже давно издалека восхищавшийся музыкой Кристофа и им самим. Друзья вместе снимают квартиру. Трепетный и болезненный Оливье «прямо был создан для Кристофа». «Они обогащали друг друга. Каждый вносил свой вклад — то были моральные сокровища их народов». Под влиянием Оливье перед Кристофом внезапно открывается «несокрушимая гранитная глыба Франции». Дом, в котором живут друзья, как бы в миниатюре представляет различные социальные слои общества. Несмотря на объединяющую всех крышу, жильцы сторонятся друг друга из-за моральных и религиозных предубеждений. Кристоф своей музыкой, несокрушимым оптимизмом и искренним участием пробивает брешь в стене отчуждения, и столь непохожие между собой люди сближаются и начинают помогать друг другу.
Стараниями Оливье к Кристофу неожиданно приходит слава. Пресса восхваляет его, он становится модным композитором, светское общество распахивает перед ним свои двери. Кристоф охотно ходит на званые обеды, «чтобы пополнить запасы, которые поставляет ему жизнь, — коллекцию человеческих взглядов и жестов, оттенков голоса, словом, материал, — формы, звуки, краски, — необходимый художнику для его палитры». На одном из таких обедов его друг Оливье влюбляется в юную Жаклину Аанже. Кристоф так озабочен устройством счастья друга, что лично ходатайствует за влюблённых перед отцом Жаклины, хотя и понимает, что, женившись, Оливье уже не будет всецело принадлежать ему.
Действительно, Оливье отдаляется от Кристофа. Молодожёны уезжают в провинцию, где Оливье преподаёт в коллеже. Он поглощён семейным счастьем, ему не до Кристофа. Жаклина получает большое наследство, и супруги возвращаются в Париж. У них рождается сын, но былого взаимопонимания уже нет. Жаклина постепенно превращается в пустую светскую даму, швыряющую деньги направо и налево. У неё появляется любовник, ради которого она в конце концов бросает мужа и ребёнка. Оливье замыкается в своём горе. Он по-прежнему дружен с Кристофом, но не в силах жить с ним под одной крышей, как раньше. Передав мальчика на воспитание их общей знакомой, Оливье снимает квартиру неподалёку от сына и Кристофа.
Кристоф знакомится с рабочими-революционерами. Он не задумывается, «с ними он или против них». Ему нравится встречаться и спорить с этими людьми. «И в пылу спора случалось, что Кристоф, охваченный страстью, оказывался куда большим революционером, чем остальные». Его возмущает любая несправедливость, «страсти кружат ему голову». Первого мая он отправляется со своими новыми друзьями на демонстрацию и тащит с собой ещё не окрепшего после болезни Оливье. Толпа разделяет друзей. Кристоф бросается в драку с полицейскими и, защищаясь, пронзает одного из них его же собственной саблей. Опьянённый битвой, он «во все горло распевает революционную песню». Оливье, затоптанный толпой, погибает.
Кристоф вынужден бежать в Швейцарию. Он ожидает, что Оливье приедет к нему, но вместо этого получает письмо с известием о трагической гибели друга. Потрясённый, почти невменяемый, «словно раненый зверь», он добирается до городка, где живёт один из почитателей его таланта, доктор Браун. Кристоф запирается в предоставленной ему комнате, желая только одного — «быть похороненным вместе с другом». Музыка становится для него невыносимой.
Постепенно Кристоф возвращается к жизни: играет на рояле, а затем начинает писать музыку. Стараниями Брауна он находит учеников и даёт уроки. Между ним и женой доктора Анной вспыхивает любовь. И Кристоф, и Анна, женщина глубоко верующая, тяжело переживают свою страсть и измену другу и мужу. Не в силах разрубить этот узел, любовники пытаются покончить с собой. После неудачной попытки самоубийства Анна тяжело заболевает, а Кристоф бежит из города. Он укрывается в горах на уединённой ферме, где переживает тяжелейший душевный кризис. Он жаждет творить, но не может, отчего чувствует себя на грани безумия. Выйдя из этого испытания постаревшим на десять лет, Кристоф ощущает себя умиротворённым. Он «отошёл от себя и приблизился к Богу».
Кристоф побеждает. Его творчество получает признание. Он создаёт новые произведения, «сплетения неведомых гармоний, вереницы головокружительных аккордов». Лишь немногим доступны последние дерзкие творения Кристофа, славой своей он обязан более ранним произведениям. Ощущение того, что его никто не понимает, усиливает одиночество Кристофа.
Кристоф встречается с Грацией. Когда-то, будучи совсем юной девушкой, Грация брала у Кристофа уроки музыки и полюбила его. Спокойная, светлая любовь Грации пробуждает в душе Кристофа ответное чувство. Они становятся друзьями, мечтают пожениться. Сын Грации ревнует мать к музыканту и всеми силами старается помешать их счастью. Избалованный, болезненный мальчик симулирует нервные припадки и приступы кашля и в конце концов действительно серьёзно заболевает и умирает. Вслед за ним умирает и Грация, считающая себя виновницей смерти сына.
Потеряв любимую, Кристоф чувствует, как рвётся нить, соединяющая его с этой жизнью. И все же именно в это время он создаёт самые глубокие свои произведения, в том числе трагические баллады по мотивам испанских народных песен, среди которых «мрачная любовная погребальная песня, подобная зловещим вспышкам пламени». Также Кристоф хочет успеть соединить дочь ушедшей возлюбленной с сыном Оливье, в котором для Кристофа словно воскрес погибший друг. Молодые люди полюбили друг друга, и Кристоф старается устроить их свадьбу. Он уже давно нездоров, но скрывает это, не желая омрачать радостный для молодожёнов день.
Силы Кристофа убывают. Одинокий, умирающий Кристоф лежит в своей комнате и слышит невидимый оркестр, исполняющий гимн жизни. Он вспоминает своих ушедших друзей, возлюбленных, мать и готовится соединиться с ними. «Врата открываются. Вот аккорд, который я искал. Но разве это конец? Какие просторы впереди. Мы продолжим завтра. »
Роллан жан кристоф. Ромен Роллан заканчивает роман: Жан Кристоф
В 1912 году Ромен Роллан заканчивает роман в 10-ти томах: Жан-Кристоф / Jean-Christophe.
««Жан-Кристоф» был с самого начала задуман как роман о «новом Бетховене»; в своём герое Роллан воплотил некоторые черты любимого им композитора, чья музыка ему была дорога своим героическим, жизнеутверждающим духом. Незадолго до выхода первой части «Жан-Кристофа» появилась и взволновала многих читателей небольшая книга Роллана «Жизнь Бетховена». Это была не просто биография. Здесь Роллан в сжатой и оригинальной форме высказывает собственные взгляды на искусство и долг художника. Он приводит слова великого композитора о том, что ему хотелось бы работать «ради страждущего человечества», ради «человечества будущего». Он разделяет мнение Бетховена: «Музыка должна высекать огонь из души человеческой».
Читая Роллановскую «Жизнь Бетховена», особенно первые её страницы, мы отчётливо видим те мотивы, которые впоследствии развернулись в «Жан-Кристофе».
Роллан рассказывает о суровом детстве Бетховена. Отец его был певцом, а мать до замужества была служанкой; семья жила бедно.
«Отец решил извлечь выгоду из музыкальных способностей сына и показывал публике это маленькое чудо. С четырёхлетнего возраста он часами держал мальчика за клавесином или запирал со скрипкой, заставляя играть до изнеможения. Дошло до того, что Бетховена приходилось чуть ли не силой наставлять учиться музыке. Отрочество его было омрачено заботами о хлебе, необходимостью рано зарабатывать на пропитание. Семнадцати лет он уже стал главой семьи, на него легла забота о воспитании двух братьев; ему пришлось взять на себя унизительные хлопоты о назначении пенсии отцу – пьянице, не способному содержать семью: пенсию выдавали на руки сыну, иначе отец пропил бы всё. Эти горести оставили в душе юноши глубокий след».
История детства и юности Жан-Кристофа, как она рассказана Роменом Ролланом, – не просто авторский вымысел: тут претворились реальные факты биографии величайшего из немецких композиторов. И не зря поэтическим фоном действия становится величественный Рейн и его живописные зеленые берега – ведь здесь, на берегу Рейна, Бетховен провёл первые двадцать лет своей жизни.
В первых книгах «Жан-Кристофа» соприкосновение с «Жизнью Бетховена» особенно очевидно; в дальнейшем судьба Роллановского героя обособляется от реального первоисточника и развивается по-своему. Но в характере, в душевном облике Жан-Кристофа не в одни лишь юные, но и в зрелые годы многое сближает его с Бетховеном. Не только страстная увлечённость искусством, но и неукротимый, независимый нрав, упорное нежелание склоняться перед власть имущими. И вместе с тем – способности стойко переносить нужду и горе, умение сохранять в тяжелейших условиях и волю к творчеству и любовь к людям. Музыка Жан-Кристофа, подобно бетховенской, проникнута жизненной энергией и радостью бытия».
Мотылёва Т., Ромен Роллан – человек и писатель Предисловие к книге: Ромен Роллан, Избранное, М., «Детская литература», 1978 г., с. 6-8.
Источники:
https://www.litmir.me/br/?b=23476&p=1
https://briefly.ru/rollan/zhan-kristof/
https://vikent.ru/enc/1142/
