Борис васильев биография семья дети. «каждый видел войну из своего окопа»
Борис Васильев: `Каждый видел войну из своего окопа`
Автор эпохальной повести `А зори здесь тихие. ` Борис Васильев сегодня остается одним из самых именитых отечественных классиков военной литературы. Писатель по сей день продолжает творить, перебравшись из шумной Москвы в уютный Солнечногорск. Именно там Борис ВАСИЛЬЕВ любезно согласился встретиться с нашим корреспондентом и ответить на вопросы `Новых Известий`.
– Борис Львович, Великая Отечественная война, кажется, за прошедшие 60 лет окончательно ушла в историю, превратилась в миф. Как вы думаете, сегодняшние школьники в состоянии понять ваших героев?
– Ну, это смотря кто преподает им литературу. Недавно меня пригласили выступить в Зеленограде, так меня два часа не отпускали дети. Так что интерес к той войне у молодежи есть.
– Прежней властью вы если не были обласканы, то, во всяком случае, в черных списках не состояли. Вас наградили практически всеми существовавшими советскими премиями. А в своих книгах вы все равно показывали фигу советской власти.
– Я всегда был противником соцреализма и не скрывал этого.
– Но при этом с удовольствием рассказываете, что Брежнев плакал, читая ваши `А зори здесь тихие. `.
– Брежнев просто был очень сентиментальным.
– Может, поэтому вас и не трогали?
– Да кто меня мог трогать? И за что? Но все мои книги были вызовом партийному стилю. Соцреалистические произведения заканчивались торжеством героя. Но такие герои – не жильцы в стране. Поэтому я и теперь продолжаю писать так, как писал. Я всю жизнь мечтал стать историком. Если бы не война, то я им бы и стал. Мы жили в Смоленске, и я не знал тогда, что есть такой в Москве Историко-архивный институт. Мои работы связаны с историей моего рода, особенно со стороны матери. Это был очень древний дворянский род. В Эрмитаже в галерее героев 1812 года есть портрет моего прапрадеда генерал-лейтенанта Ильи Ивановича Алексеева. Его сын Александр Алексеев был другом Пушкина. Именно ему Пушкин дал на хранение стихи Андре Шенье. Когда их нашли, то Александр четыре месяца провел в одиночной камере Петропавловской крепости. Бенкендорф лично допрашивал его и хотел, чтобы он признался, что стихи Шенье ему дал Пушкин. Но он не сознавался: `Какой такой Пушкин? Не знаю я никакого Пушкина. Этими стихами со мной расплатился какой-то офицер, я их никогда и не читал`. Бенкендорф был вынужден отправить его на офицерский суд чести за хранение запрещенных стихов. Суд разжаловал его в солдаты, и он был отправлен на Кавказ. Через год вернулся в Петербург с Георгиевским крестом в звании поручика. Я написал четыре книги о моих предках.
– В прошлом находите для себя больше интересных личностей, чем в современности?
– Может быть. К тому же история отсеивает случайных выскочек.
Впрочем, историей сейчас не все интересуются. Российская крестьянская психология историю вообще не воспринимает. История крестьян умирает в их прадедах – мало кто знает, где находятся могилы предков. Сейчас же доминирует психология победившего обывателя – ему нужен только сегодняшний день.
– Не могли бы пояснить?
– Вы посмотрите, что творится на телевидении. Сплошные песни и танцы. На мой взгляд, никакой серьезный человек смотреть этого не может, а нам показывают зал, умирающий от хохота. А отчего смеются? Оттого, что кто-то прошелся по сцене гусем? Это не смешно. Это противно. Ведь это дешевый базарный Петрушка. Представляете, до чего мы докатились?! Ленин сдержал слово – погубили Россию.
– Это ваш окончательный диагноз или предположение?
– Конечно, Россия не воспрянет, сил нет. Чем мы торгуем? Сырьем. То есть благополучием своих правнуков. Телевизоры японские, компьютеры американские, машины немецкие. У нас ничего своего практически нет.
– По-вашему, историю, как ленту, стоит отмотать на сто лет назад и вернуться к монархии?
– Считаю, что единственно верный способ правления в России – монархия. Мне кажется, так думал и Ельцин. Напомню, что он сделал для этого. Он небывало торжественно похоронил останки расстрелянных большевиками членов царской семьи. Он приглашал в Россию единственного законного наследника трона Георгия. Ельцин понимал, что монарх – единственный, кто может спасти страну.
– Вы много писали об офицерской чести. Вам не кажется, что сегодня для военных это понятие не всегда на первом месте?
– Честь с мундиром не выдается. Честь – это нравственная начинка. Раньше учили не врать, не воровать, не трусить, вести в бой за собою солдат. Сейчас трудно даже представить, какое отношение было к солдатам в русской армии. Начнем с того, что солдат никогда не служил 25 лет, все это выдумано при советской власти. Самый большой срок службы был во время наполеоновских войн. К тому же, как только солдат получал Георгиевский крест, у него тут же сокращался срок службы, и если в армию он уходил крепостным, то возвращался свободным.
– Как вы относитесь к тому, что генералы занимаются политикой?
– Они не должны ею заниматься. Армия вообще не должна влезать в политику. Русская армия никогда этого не делала.
– А как же тогда Корнилов?
– Корнилов первым пошел защищать Россию, потом были Деникин и Колчак. Кстати, Колчаку недавно поставили памятник, надо сделать все, чтобы и Деникину поставили памятник. Это же какой надо быть личностью, чтобы из солдатского сына дорасти до Главнокомандующего всеми вооруженными силами России!
– Правда, что вы учились писать, переписывая от руки Чехова?
– Правда. Мне никто это не подсказывал это, сам догадался. Я очень люблю Чехова, и считаю, что так тщательно писать, как писал он, никто не может. У него нет ни одного лишнего слова. Я учился у него строить фразы. У меня же не было никакой подготовки – по образованию я инженер-испытатель.
– А как же тогда курсы киносценаристов?
– В киношники я попал по следующей причине. Моя первая пьеса называлась `Офицер`. Я хорошо знал мир армии, которая переживала очень серьезный конфликт – на место старых боевых офицеров стали приходить молодые, окончившие академии, которые не воевали и не имели боевых орденов. Они встречали отторжение, их пытались выпихнуть. Мою пьесу об этом конфликте поставили в театре Советской Армии, но уже после второго спектакля она была запрещена Главным политуправлением без объяснения причин. Тогда мне позвонил Николай Погодин, очень известный в то время драматург, он возглавлял журнал `Театр` и вел курсы киносценаристов. Он сказал мне: `Приходите, надо поговорить`. Он рассказал, что хотел напечатать мою пьесу, но его заставили рассыпать набор. Погодин предложил прийти на его курсы и пообещал взять без всяких экзаменов. Закончил я их за шесть месяцев, написав сценарий, и стал киносценаристом. Так Союз кинематографистов стал первым моим союзом. Членом Союза писателей я стал потом и увидел разницу между ними.
– В чем же эта разница?
– В Союзе кинематографистов успеху радуются все. В Союзе писателей видишь лишь жуткую зависть к успеху. У киношников – труд коллективный и радость тоже коллективная. У писателей и труд индивидуальный, и зависть тоже индивидуальная.
– Простите, не знал и был удивлен, что фильм `А зори здесь тихие. ` номинировался на `Оскара`.
– Помню, как Стас Ростоцкий вернулся из Америки очень веселый, мы сидели в московской квартире, и он мне сказал: `Я нисколько не жалею, что `Оскара` получил `Кабаре`. Этот фильм куда серьезнее, чем наш. У нас частный случай, а там показана эпоха`. Совершенно правильно сделали, что не дали `Оскара` нашей картине.
– Следите за тем, что пишут сегодня о войне?
– Редко. К сожалению, о войне пока не может быть серьезного романа. Каждый из нас видел войну из своего окопа. Почему роман `Война и мир` был написан спустя 50 лет после Отечественной войны 1812 года? Потому что отсеялось все ненужное, отсеялись вот эти окопы, и только тогда Толстой написал прекрасное полотно. Я не ожидаю, что при моей жизни появится что-то такое про последнюю войну.
– Как вы относитесь к тому, что теперь про Великую Отечественную пишут молодые авторы? Например, в `Современнике` поставили пьесу `Голая пионерка` про девушку, которая сексуально обслуживала чуть ли не целую роту между боями.
– Выдумки все это. Никто девушек на фронте не трогал, не до этого было. Да и сделано все это для продажи. Кто купит, например, такую книжку? Женщина. У нас сейчас появилась масса дамских романов. Никогда этого не было в России. Появилась масса детективов, а это ведь не русский жанр. Мы никогда не переплюнем американцев в детективах.
– Как же тогда `Преступление и наказание`? Разве это не детектив?
– Еще какой детектив! Преступник падает на колени и кричит: `Я убил! Казните меня!` Вот это русский детектив! В этом смысле и `Мертвые души` можно назвать детективом.
– Почему вы переехали жить из Москвы в Солнечногорск?
– Если бы я не уехал из Москвы, то давно бы, наверное, помер. Знаете, какой тут воздух и какая тишина! Тут меня никто не тревожит и не надо ехать на какое-то заседание-говорильню, а друзья ко мне дорогу знают. Летом мы с собакой гуляем часами по лесу. Я очень люблю лес, ведь я смоленский. Это счастье.
– Правда, что вы в свои 72 года научились работать на компьютере?
– Да. За месяц освоил его, теперь от руки уже не пишу. В этом есть преимущество, но есть и недостатки. Если сказать честно, когда писал пером, то было ощущение, что мысль стекала с него. А тут передо мной – холодная машина! Но у нее есть преимущество: очень удобно чистить текст. Раньше машинистки мучались с моими правками, мне приходилось иногда перепечатывать все самому. А знаете, сколько надо времени, чтобы перепечатать роман на машинке одним пальцем!
– По-вашему, писательство – это профессия? Ведь многие литературные классики делали что-то еще, кроме писания стихов – Пушкин служил в министерстве, Гете был министром, Байрон сражался. Да и любимый вами Чехов был доктором.
– А разве писать это мало? Это очень много! Я не считаю, что писатель обязан где-то кем-то служить. Писательство – труд уважаемый в России.
– Бродский говорил, что только в России писатели живут за счет своих сочинений.
– Так вот поэтому мы и есть – Россия! Мы – совершенно особая страна, второй такой не существует. Знаете, в чем ее особенность? Россия никогда не имела колоний. Все присоединившиеся к ней государства входили в нее добровольно, и это было не только формально.
В Тбилиси и Алма-Ате были генерал-губернаторы, но там же были и грузинский царь, и эмир. Но главная особенность России в том, что она – вечный пограничник. Вы никогда не думали об этом? У нас же пограничное сознание. Мы всю жизнь жили на границе между Востоком и Западом, между Севером и Югом, между исламом и христианством, мы встречали первые удары кочевников. У пограничника есть одно странное, заложенное в нем ощущение. Если обычный солдат ждет команды к действию, то пограничник всегда ищет врага. Этот поиск есть и у нас, мы же все время ищем вокруг себя врагов. Не случайно главный русский вопрос: кто виноват?
– Борис Львович, почему нынешняя интеллигенция примазывается к власти, никто же от нее не требует верности идеологии?
– И будет примазываться, потому что у нее нет своей экономической базы. Без нее интеллигенция не может существовать.
– К тому же ее принято называть духовным ориентиром. Что это за ориентир такой, который якшается то с коммунистами, то с демократами?
– Вы все напутали. Это – не интеллигенция. У нас нет интеллигенции. Первое, что сделали Ленин, – уничтожили ее. Вспомните, первые лагеря в Соловках были созданы именно для интеллигенции.
– Секундочку, тогда кто же вы такой?
– Я – старый интеллигент, потомственный. Бывают еще такие – всех уничтожить невозможно. Я из дворян, мои предки – герои Отечественной войны 1812 года. Я могу свободно мыслить, мне не засоряли голову черт знает чем. Когда меня готовили в школу, готовили как к 1-му классу гимназии, а это равнялось 6-му классу нашей школы. Мне потом четыре года нечего было делать в школе.
– В советское время дети мечтали стать не только космонавтами, но и художниками, балеринами, писателями, актерами. Сейчас, если верить опросам, дети мечтают стать банкирами, менеджерами и даже проститутками. Почему? Может, потому, что нет примеров среди интеллигенции?
– Не только. Российская судьба в этом смысле трагична. Почти во всех странах мира удалось соединить несколько культур и образовать единую для всех культуру буржуазного характера. У нас этому соединению культур помешала советская власть. Они уже почти соединялись, уже появились меценаты из крестьян, которые занимались благотворительностью. Они давали деньги на церкви. Понимали, что попов кормить не стоит, а стремились дать образование народу. Но потом случилась революция, деревня была разгромлена, и появился советский человек.
– Но ведь не только интеллигенция, Борис Львович, сплачивает нацию. В жизни российского общества немалую роль играла и церковь.
– Я с уважением к ней отношусь, потому что она – консолидирующая сила русского государства. Россия без церкви существовать не может. Она доказывает это и сейчас – все храмы открыты. У русского крестьянства было две силы. Первая – это церковь. Она была для крестьянина всем – и первыми университетами, и воспитателем, учила, как нужно жить. Вторая – община. Если церковь ведала нравственностью, то община – моралью. Община могла выгнать пьяницу из деревни, вора отдать под суд. С чего начал Ленин? Он разрушал церкви.
– У вас какие отношения с церковью?
– Я атеист по воспитанию, но церковь уважаю. Нет, я не противник ее, она нужна России, особенно сейчас, в момент растерянности. Сейчас именно такой момент – никто ни во что не верит. Деньги стали самым главным. В России деньги никогда не были главным.
– А что было главным?
– Совесть. Если у меня совесть спокойна, значит, все хорошо.
Борис ВАСИЛЬЕВ родился в Смоленске 21 мая 1924 года. Прямо из школы в 17 лет 8 июля 1941 года добровольцем ушел на фронт. В 1943 году был контужен в бою под Вязьмой. После того как выписался из госпиталя, поступил в Военно-техническую академию бронетанковых войск. Работал инженером-испытателем на Урале. В 1955 году состоялся его дебют в качестве драматурга – в театре Советской Армии была поставлена пьеса Васильева `Офицеры`. В кино дебютировал в 1958 году как сценарист фильма `Очередной рейс`. Известность Васильеву принесла напечатанная в 1969 году в журнале `Юность` повесть `А зори здесь тихие. `. Снятый Станиславом Ростоцким по сценарию Васильева одноименный фильм в 1973 году получил Госпремию СССР и номинировался на `Оскар`.
29 апреля 2005 г.
АНДРЕЙ МОРОЗОВ, `Новые Известия`
2003, `ЗАО `Газета Новые Известия`
«Каждый видел войну из своего окопа…»
95 лет со дня рождения Б. Васильева
«Честь с мундиром не выдается.
Честь – это нравственная начинка.»
«Говорить о своей любви к Родине – все равно,
что утверждать, будто вода мокрая, а молоко белое.
Родине служат, Родине сострадают,
за Родину умирают, но болтать о любви к ней может только человек глубоко равнодушный.
Любовь – это действие, а не слова,
а если любовь – слова, то это фальшивая любовь. »
Борис Васильев родился 21 мая 1924 года в Смоленске. Родом из дворян, отец Васильев Лев Александрович – кадровый офицер царской, Красной и Советской армии, «чудом пережил три армейских чистки, бивших больше всего по бывшим офицерам царской армии. ». Мать, урожденная Алексеева – Елена Николаевна Тихонова – из известного старинного дворянского рода, связанного с именами Пушкина и Льва Толстого.
Влияние семейных нравственно-философских традиций на формирование своего мировоззрения Борис Васильев считает решающим: «Меня воспитывали еще по старинке, как это было принято в провинциальных семьях русской интеллигенции, почему я, безусловно, человек конца 19-го столетия. И по любви к литературе, и по уважению к истории, и по вере в человека, и по абсолютному неуменью врать. ».
Рано проявившиеся у Бориса Васильева увлечение историей и любовь к литературе с детства переплелись в его сознании. Учась в воронежской школе, он играл в любительских спектаклях, выпускал вместе со своим другом рукописный журнал. Когда закончил 9-й класс, началась Великая Отечественная война.
Борис Васильев ушел на фронт добровольцем в составе истребительского комсомольского батальона, и 3-го июля 1941 года был направлен под Смоленск. Попал в окружение, вышел из него в октябре 1941 г., потом был лагерь для перемещенных лиц, откуда по личной просьбе был направлен, сперва в кавалерийскую, а затем в пулеметную полковую школу, которую и закончил. Служил в 8-м воздушно-десантном гвардейском полку 3-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Во время воздушного десанта 16 марта 1943 года попал на минную растяжку и с тяжелой контузией был доставлен в госпиталь.
Поколению мальчишек начала 20-х годов, суждено было почти всем сложить свои головы в Великой Отечественной войне. В живых их осталось только 3 процента, и Борис Васильев чудом оказался среди них: «. мне и вправду выпал счастливый билет. Я не умер от тифа в 34-м, не погиб в окружении в 41-м, парашют мой раскрылся на всех моих семи десантных прыжках, а в последнем – боевом, под Вязьмой, в марте 43-го – я нарвался на минную растяжку, но на теле не оказалось даже царапины…»
Осенью 1943 года он поступил в Военную академию бронетанковых и механизированный войск, где встретил свою будущую жену – Зорю Альбертовну Поляк, которая училась в той же академии, ставшую его постоянной спутницей.
После окончания в 1946 году инженерного факультета академии работал испытателем колесных и гусеничных машин на Урале. Демобилизовался в 1954 году в звании инженер-капитана. В рапорте о демобилизации назвал причиной своего решения желание заниматься литературой.
Борис Васильев: “Каждый видел войну из своего окопа”
29.04.05 в 12:33 | Новости культуры | источник: Новые известия | Комментарии »
Автор эпохальной повести «А зори здесь тихие. » Борис Васильев сегодня остается одним из самых именитых отечественных классиков военной литературы. Писатель по сей день продолжает творить, перебравшись из шумной Москвы в уютный Солнечногорск.
Автор эпохальной повести «А зори здесь тихие. » Борис Васильев сегодня остается одним из самых именитых отечественных классиков военной литературы. Писатель по сей день продолжает творить, перебравшись из шумной Москвы в уютный Солнечногорск. Именно там Борис ВАСИЛЬЕВ любезно согласился встретиться с нашим корреспондентом и ответить на вопросы «Новых Известий».
– Борис Львович, Великая Отечественная война, кажется, за прошедшие 60 лет окончательно ушла в историю, превратилась в миф. Как вы думаете, сегодняшние школьники в состоянии понять ваших героев?
– Ну, это смотря кто преподает им литературу. Недавно меня пригласили выступить в Зеленограде, так меня два часа не отпускали дети. Так что интерес к той войне у молодежи есть.
– Прежней властью вы если не были обласканы, то, во всяком случае, в черных списках не состояли. Вас наградили практически всеми существовавшими советскими премиями. А в своих книгах вы все равно показывали фигу советской власти.
– Я всегда был противником соцреализма и не скрывал этого.
– Но при этом с удовольствием рассказываете, что Брежнев плакал, читая ваши «А зори здесь тихие. ».
– Брежнев просто был очень сентиментальным.
– Может, поэтому вас и не трогали?
– Да кто меня мог трогать? И за что? Но все мои книги были вызовом партийному стилю. Соцреалистические произведения заканчивались торжеством героя. Но такие герои – не жильцы в стране. Поэтому я и теперь продолжаю писать так, как писал. Я всю жизнь мечтал стать историком. Если бы не война, то я им бы и стал. Мы жили в Смоленске, и я не знал тогда, что есть такой в Москве Историко-архивный институт. Мои работы связаны с историей моего рода, особенно со стороны матери. Это был очень древний дворянский род. В Эрмитаже в галерее героев 1812 года есть портрет моего прапрадеда генерал-лейтенанта Ильи Ивановича Алексеева. Его сын Александр Алексеев был другом Пушкина. Именно ему Пушкин дал на хранение стихи Андре Шенье. Когда их нашли, то Александр четыре месяца провел в одиночной камере Петропавловской крепости. Бенкендорф лично допрашивал его и хотел, чтобы он признался, что стихи Шенье ему дал Пушкин. Но он не сознавался: «Какой такой Пушкин? Не знаю я никакого Пушкина. Этими стихами со мной расплатился какой-то офицер, я их никогда и не читал». Бенкендорф был вынужден отправить его на офицерский суд чести за хранение запрещенных стихов. Суд разжаловал его в солдаты, и он был отправлен на Кавказ. Через год вернулся в Петербург с Георгиевским крестом в звании поручика. Я написал четыре книги о моих предках.
– В прошлом находите для себя больше интересных личностей, чем в современности?
– Может быть. К тому же история отсеивает случайных выскочек.
Впрочем, историей сейчас не все интересуются. Российская крестьянская психология историю вообще не воспринимает. История крестьян умирает в их прадедах – мало кто знает, где находятся могилы предков. Сейчас же доминирует психология победившего обывателя – ему нужен только сегодняшний день.
– Не могли бы пояснить?
– Вы посмотрите, что творится на телевидении. Сплошные песни и танцы. На мой взгляд, никакой серьезный человек смотреть этого не может, а нам показывают зал, умирающий от хохота. А отчего смеются? Оттого, что кто-то прошелся по сцене гусем? Это не смешно. Это противно. Ведь это дешевый базарный Петрушка. Представляете, до чего мы докатились?! Ленин сдержал слово – погубили Россию.
– Это ваш окончательный диагноз или предположение?
– Конечно, Россия не воспрянет, сил нет. Чем мы торгуем? Сырьем. То есть благополучием своих правнуков. Телевизоры японские, компьютеры американские, машины немецкие. У нас ничего своего практически нет.
– По-вашему, историю, как ленту, стоит отмотать на сто лет назад и вернуться к монархии?
– Считаю, что единственно верный способ правления в России – монархия. Мне кажется, так думал и Ельцин. Напомню, что он сделал для этого. Он небывало торжественно похоронил останки расстрелянных большевиками членов царской семьи. Он приглашал в Россию единственного законного наследника трона Георгия. Ельцин понимал, что монарх – единственный, кто может спасти страну.
– Вы много писали об офицерской чести. Вам не кажется, что сегодня для военных это понятие не всегда на первом месте?
– Честь с мундиром не выдается. Честь – это нравственная начинка. Раньше учили не врать, не воровать, не трусить, вести в бой за собою солдат. Сейчас трудно даже представить, какое отношение было к солдатам в русской армии. Начнем с того, что солдат никогда не служил 25 лет, все это выдумано при советской власти. Самый большой срок службы был во время наполеоновских войн. К тому же, как только солдат получал Георгиевский крест, у него тут же сокращался срок службы, и если в армию он уходил крепостным, то возвращался свободным.
– Как вы относитесь к тому, что генералы занимаются политикой?
– Они не должны ею заниматься. Армия вообще не должна влезать в политику. Русская армия никогда этого не делала.
– А как же тогда Корнилов?
– Корнилов первым пошел защищать Россию, потом были Деникин и Колчак. Кстати, Колчаку недавно поставили памятник, надо сделать все, чтобы и Деникину поставили памятник. Это же какой надо быть личностью, чтобы из солдатского сына дорасти до Главнокомандующего всеми вооруженными силами России!
– Правда, что вы учились писать, переписывая от руки Чехова?
– Правда. Мне никто это не подсказывал это, сам догадался. Я очень люблю Чехова, и считаю, что так тщательно писать, как писал он, никто не может. У него нет ни одного лишнего слова. Я учился у него строить фразы. У меня же не было никакой подготовки – по образованию я инженер-испытатель.
– А как же тогда курсы киносценаристов?
– В киношники я попал по следующей причине. Моя первая пьеса называлась «Офицер». Я хорошо знал мир армии, которая переживала очень серьезный конфликт – на место старых боевых офицеров стали приходить молодые, окончившие академии, которые не воевали и не имели боевых орденов. Они встречали отторжение, их пытались выпихнуть… Мою пьесу об этом конфликте поставили в театре Советской Армии, но уже после второго спектакля она была запрещена Главным политуправлением без объяснения причин. Тогда мне позвонил Николай Погодин, очень известный в то время драматург, он возглавлял журнал «Театр» и вел курсы киносценаристов. Он сказал мне: «Приходите, надо поговорить». Он рассказал, что хотел напечатать мою пьесу, но его заставили рассыпать набор. Погодин предложил прийти на его курсы и пообещал взять без всяких экзаменов. Закончил я их за шесть месяцев, написав сценарий, и стал киносценаристом. Так Союз кинематографистов стал первым моим союзом. Членом Союза писателей я стал потом и увидел разницу между ними.
– В чем же эта разница?
– В Союзе кинематографистов успеху радуются все. В Союзе писателей видишь лишь жуткую зависть к успеху. У киношников – труд коллективный и радость тоже коллективная. У писателей и труд индивидуальный, и зависть тоже индивидуальная.
– Простите, не знал и был удивлен, что фильм «А зори здесь тихие. » номинировался на «Оскара».
– Помню, как Стас Ростоцкий вернулся из Америки очень веселый, мы сидели в московской квартире, и он мне сказал: «Я нисколько не жалею, что «Оскара» получил «Кабаре». Этот фильм куда серьезнее, чем наш. У нас частный случай, а там показана эпоха». Совершенно правильно сделали, что не дали «Оскара» нашей картине.
– Следите за тем, что пишут сегодня о войне?
– Редко. К сожалению, о войне пока не может быть серьезного романа. Каждый из нас видел войну из своего окопа. Почему роман «Война и мир» был написан спустя 50 лет после Отечественной войны 1812 года? Потому что отсеялось все ненужное, отсеялись вот эти окопы, и только тогда Толстой написал прекрасное полотно. Я не ожидаю, что при моей жизни появится что-то такое про последнюю войну.
– Как вы относитесь к тому, что теперь про Великую Отечественную пишут молодые авторы? Например, в «Современнике» поставили пьесу «Голая пионерка» про девушку, которая сексуально обслуживала чуть ли не целую роту между боями.
– Выдумки все это. Никто девушек на фронте не трогал, не до этого было. Да и сделано все это для продажи. Кто купит, например, такую книжку? Женщина. У нас сейчас появилась масса дамских романов. Никогда этого не было в России. Появилась масса детективов, а это ведь не русский жанр. Мы никогда не переплюнем американцев в детективах.
– Как же тогда «Преступление и наказание»? Разве это не детектив?
– Еще какой детектив! Преступник падает на колени и кричит: «Я убил! Казните меня!» Вот это русский детектив! В этом смысле и «Мертвые души» можно назвать детективом.
– Почему вы переехали жить из Москвы в Солнечногорск?
– Если бы я не уехал из Москвы, то давно бы, наверное, помер. Знаете, какой тут воздух и какая тишина! Тут меня никто не тревожит и не надо ехать на какое-то заседание-говорильню, а друзья ко мне дорогу знают. Летом мы с собакой гуляем часами по лесу. Я очень люблю лес, ведь я смоленский. Это счастье.
– Правда, что вы в свои 72 года научились работать на компьютере?
– Да. За месяц освоил его, теперь от руки уже не пишу. В этом есть преимущество, но есть и недостатки. Если сказать честно, когда писал пером, то было ощущение, что мысль стекала с него. А тут передо мной – холодная машина! Но у нее есть преимущество: очень удобно чистить текст. Раньше машинистки мучались с моими правками, мне приходилось иногда перепечатывать все самому. А знаете, сколько надо времени, чтобы перепечатать роман на машинке одним пальцем!
– По-вашему, писательство – это профессия? Ведь многие литературные классики делали что-то еще, кроме писания стихов – Пушкин служил в министерстве, Гете был министром, Байрон сражался. Да и любимый вами Чехов был доктором.
– А разве писать это мало? Это очень много! Я не считаю, что писатель обязан где-то кем-то служить. Писательство – труд уважаемый в России.
– Бродский говорил, что только в России писатели живут за счет своих сочинений.
– Так вот поэтому мы и есть – Россия! Мы – совершенно особая страна, второй такой не существует. Знаете, в чем ее особенность? Россия никогда не имела колоний. Все присоединившиеся к ней государства входили в нее добровольно, и это было не только формально.
В Тбилиси и Алма-Ате были генерал-губернаторы, но там же были и грузинский царь, и эмир. Но главная особенность России в том, что она – вечный пограничник. Вы никогда не думали об этом? У нас же пограничное сознание. Мы всю жизнь жили на границе между Востоком и Западом, между Севером и Югом, между исламом и христианством, мы встречали первые удары кочевников. У пограничника есть одно странное, заложенное в нем ощущение. Если обычный солдат ждет команды к действию, то пограничник всегда ищет врага. Этот поиск есть и у нас, мы же все время ищем вокруг себя врагов. Не случайно главный русский вопрос: кто виноват?
– Борис Львович, почему нынешняя интеллигенция примазывается к власти, никто же от нее не требует верности идеологии?
– И будет примазываться, потому что у нее нет своей экономической базы. Без нее интеллигенция не может существовать.
– К тому же ее принято называть духовным ориентиром. Что это за ориентир такой, который якшается то с коммунистами, то с демократами?
– Вы все напутали. Это – не интеллигенция. У нас нет интеллигенции. Первое, что сделали Ленин, – уничтожили ее. Вспомните, первые лагеря в Соловках были созданы именно для интеллигенции.
– Секундочку, тогда кто же вы такой?
– Я – старый интеллигент, потомственный. Бывают еще такие – всех уничтожить невозможно. Я из дворян, мои предки – герои Отечественной войны 1812 года. Я могу свободно мыслить, мне не засоряли голову черт знает чем. Когда меня готовили в школу, готовили как к 1-му классу гимназии, а это равнялось 6-му классу нашей школы. Мне потом четыре года нечего было делать в школе.
– В советское время дети мечтали стать не только космонавтами, но и художниками, балеринами, писателями, актерами. Сейчас, если верить опросам, дети мечтают стать банкирами, менеджерами и даже проститутками. Почему? Может, потому, что нет примеров среди интеллигенции?
– Не только. Российская судьба в этом смысле трагична. Почти во всех странах мира удалось соединить несколько культур и образовать единую для всех культуру буржуазного характера. У нас этому соединению культур помешала советская власть. Они уже почти соединялись, уже появились меценаты из крестьян, которые занимались благотворительностью. Они давали деньги на церкви. Понимали, что попов кормить не стоит, а стремились дать образование народу. Но потом случилась революция, деревня была разгромлена, и появился советский человек.
– Но ведь не только интеллигенция, Борис Львович, сплачивает нацию. В жизни российского общества немалую роль играла и церковь.
– Я с уважением к ней отношусь, потому что она – консолидирующая сила русского государства. Россия без церкви существовать не может. Она доказывает это и сейчас – все храмы открыты. У русского крестьянства было две силы. Первая – это церковь. Она была для крестьянина всем – и первыми университетами, и воспитателем, учила, как нужно жить. Вторая – община. Если церковь ведала нравственностью, то община – моралью. Община могла выгнать пьяницу из деревни, вора отдать под суд. С чего начал Ленин? Он разрушал церкви.
– У вас какие отношения с церковью?
– Я атеист по воспитанию, но церковь уважаю. Нет, я не противник ее, она нужна России, особенно сейчас, в момент растерянности. Сейчас именно такой момент – никто ни во что не верит. Деньги стали самым главным. В России деньги никогда не были главным.
– А что было главным?
– Совесть. Если у меня совесть спокойна, значит, все хорошо.
Борис ВАСИЛЬЕВ родился в Смоленске 21 мая 1924 года. Прямо из школы в 17 лет 8 июля 1941 года добровольцем ушел на фронт. В 1943 году был контужен в бою под Вязьмой. После того как выписался из госпиталя, поступил в Военно-техническую академию бронетанковых войск. Работал инженером-испытателем на Урале. В 1955 году состоялся его дебют в качестве драматурга – в театре Советской Армии была поставлена пьеса Васильева «Офицеры». В кино дебютировал в 1958 году как сценарист фильма «Очередной рейс». Известность Васильеву принесла напечатанная в 1969 году в журнале «Юность» повесть «А зори здесь тихие. ». Снятый Станиславом Ростоцким по сценарию Васильева одноименный фильм в 1973 году получил Госпремию СССР и номинировался на «Оскар».
Источники:
https://viperson.ru/articles/boris-vasiliev-kazhdyy-videl-voynu-iz-svoego-okopa
https://www.libozersk.ru/pages/index/3606
https://www.ural.ru/news/culture/2005/04/29/news-48744.html
