Когда в сорок четвертом году. Владимир богомолов – момент истины
Момент истины Владимира Богомолова
Его писательская жизнь была успешной – он создал произведения, которые обрели известность – повести «Иван», «Зося», рассказы «Кладбище под Белостоком», «Второй сорт», «Кругом люди», «Сосед по палате», «Сердца моего боль». Потом писатель словно затаился. Это было молчание, прерываемое лишь редкими публикациями. Казалось – впрочем, тем, кто не знал характер писателя, – что ему уже нечего сказать. И вдруг литературный воздух словно озарился яркой вспышкой – вышел роман Богомолова «В августе сорок четвертого».
Владимир Осипович резко выделялся из среды советских писателей. Он был талантлив, оставил после себя прекрасные книги. Но даровитых – разностильных, разнохарактерных литераторов – в его время было немало. Однако Богомолов избегал общения, собраний, заседаний – по его собственным словам, он никогда не хотел и не пытался стать членом Союза писателей СССР. Был равнодушен к титулам, званиям. Они у него были, но всякий раз писатель воспринимал и принимал их равнодушно, а, случалось, даже с досадой. Богомолов воспротивился – невиданный случай! – присуждению ему Государственной премии за роман «В августе сорок четвертого».
«Я убежден, – писал он, – что литературное произведение после опубликования должно жить самостоятельно, без каких-либо подпорок и поддержек, а автор должен обходиться без каких-либо поощрений, без различных ярлыков и этикеток».
В одном из интервью Богомолов сказал, что не любит никуда ходить, потому что видит, как люди чего-то друг от друга хотят, и желают выгоды для себя. Ему же ничего ни от кого не нужно, он ни в чем не нуждается.
Главным для Богомолова было литературное творчество: создание картин, палитры образов. Проще говоря – жизнь не среди людей, а среди своих героев.
Он был причастен к глубоким тайнам Великой Отечественной, тому, что раньше не предавалось огласке, тщательно скрывалось. И хотел об этом поведать.
Богомолову – 17-ть, когда началась война. «Отправиться в армию меня подбили двое приятелей, оба были старше меня, они и надоумили прибавить себе два года, что сделать при записи добровольцем было просто», – вспоминал он. Писал – «для нашего поколения было неестественным, диким, непонятным всякое иное решение и поведение».
Есть избитое выражение – «прошел много фронтовых дорог». Оно применительно и к Богомолову. «Избитое» в данном случае приобретает вполне конкретный, драматический и даже трагический смысл. Он был курсантом воздушно-десантной школы, командиром отделения разведки. Воевал в Подмосковье, на Украине, Северном Кавказе. Освобождал Польшу, входил в Германию. Это сухое перечисление фактов, а сколько за ними кроется! Так же, как и за следующими: был ранен, контужен, снова ранен…
В биографии Богомолова был СМЕРШ – знаменитая военная контрразведка. В ней он служил, ей посвятил свое главное произведение.
О служивших в СМЕРШе писали и до него, но они представали большей частью в негативном свете. Богомолов же показал людей, самоотверженно выполнявших опасную, сложную и ответственную работу, от которой зависели жизни тысяч людей, судьбы крупных операций, вошедших в летопись войны. У него это получилось зримо, достоверно, не только потому, что он был талантлив. Богомолов знал подобных людей, смотрел им в лицо, слушал их рассказы…
«Главное, я не уступил в романе ни одного слова, не поступился ни одним сокращением, не согласился ни на одну, даже минимальную купюру, не изменил ни одного термина». Так писал Богомолов о завершении долгой, мучительной эпопеи с книгой, которая имела невероятный успех, выдержала 186 изданий и была переведена на 37 языков. Речь – о романе «В августе сорок четвертого», который первоначально назывался «Момент истины».
Увидев свою рукопись, присланную из пресс-центра КГБ, писатель буквально онемел. На всякий случай напомню, а кто-то, возможно, услышит об этом впервые – любые материалы, касающиеся тайных военных операций, деятельности разведки и контрразведки, – должны были обязательно визироваться на Лубянке.
Из всех абзацев романа будто сочилась кровь, на полях рукописи вверху, внизу, посредине стояли грозные выкрики-ремарки: «Выбросить!», «Необходимо изъять!», «Опустить!», «Снять!», «Выбросить целиком!» или «Выбросить полностью!» Роман был избит, изувечен беспощадным красным карандашом цензора. Впрочем, читал рукопись не один человек, множество людей, и у каждого оказались свои замечания.
К счастью, у Богомолова нашелся – а если бы не нашелся?! – покровитель со Старой площади. Прочитав рукопись, он связался с большими людьми из КГБ. Но это было только начало операции по спасению романа.
Рукопись переслали главному военному цензору, генерал-майору Ивану Болдыреву. Он вызвал к себе писателя. Хмуро спросил: «Название «Момент истины» не годится. Другие варианты есть?» «Есть, – ответил Богомолов. – «В августе сорок четвертого».
Генерал согласился. Но многому воспротивился, как другие люди в солидных военных ведомствах. Богомолов посылал им письма, получал ответы. Этих ответов набралось на толстую папку. Эти вырезки, ксерокопии, мнения – на солидных бланках и с внушительными печатями – вполне могли бы стать приложением к роману «В августе сорок четвертого». Они – наглядная иллюстрация литературных нравов того времени. Впрочем, Богомолов охарактеризовал ситуацию куда более резко: «Цензура во все века и при любом режиме существовала и, наверное, еще долго будет существовать, но в нашей стране она приобрела нетерпимые, уродливые и карательные формы: можно было запретить все, что в данный момент противоречило политической или иной конъюнктуре…»
Этот суровый, темноглазый человек, выбросивший за ненадобностью улыбку, не только вел переписку, но и ходил по инстанциям. Проверяющих не устраивала «выдача» читателям военных секретов – в книге показана «техника» работы «СМЕРШа, документы – приказы, рапорты, сводки, а так же жаргон разведчиков.
Цензоры, а среди них полковники и генералы, были недовольны, а часто и возмущены тем, как показан в романе Верховный главнокомандующий.
Богомолов вспоминал: «Говорилось мне при этом так: «Если он был изверг – у вас Сталина боятся все окружающие его в Ставке люди, – если это так, то как же мы выиграли войну? Ну как вы представляете? Да если они его так боялись, они не могли рядом с ним работать, тем более плодотворно».
С ним не всегда говорили вежливо. Один генерал кричал: «Вам предписали, а вы не выполняете! Кто вы такой?! Советская власть, она что – кончилась?!» Нет, было видно, что не кончилась, потому придирались ко всему. И даже к стилю. Блестящему, надо сказать…
Рукопись читал и сам шеф Комитета государственной безопасности СССР Юрий Андропов! Его краткая «рецензия» представляет несомненный интерес: «Автор обожает розыскников, и они не могут не нравиться. Розыскники – младшие офицеры – изображены автором ярко, с уважением и любовью. Они профессиональны, достоверны и несравненно привлекательней Верховного Главнокомандующего и его окружения. В результате вольно или невольно возникает противопоставление младших офицеров системе высшей власти, не украшающее ее и в какой-то степени компрометирующее. Роман получил активное признание, и не считаться с этим не следует. Я не говорю категорически: «Нет!» Я считаю нужным высказать свое сомнение…»
Богомолов писал, что не испытывал никакого пиетета к «суровым» ведомствам, не боялся их, ибо свою «школу страха» прошел на войне.
Другие же – трусливые, «дрессированные» по выражению Богомолова писатели – безропотно принимали правки и исправления «сверху». Он же был иного склада. Не склонялся, не покорялся, а стойко отбивался – аргументами, доводами и даже законами – о некоторых не знали (!) блюстители советских нравов.
Наконец, Богомолов получил долгожданную бумагу: «Военная цензура рассмотрела роман. Сведений военного характера, запрещенных к открытому опубликованию, нет. Возражений против его публикации не имеется». В 1974 году роман «В августе сорок четвертого» увидел свет в трех номерах журнала «Новый мир». Хотя сначала Богомолов хотел отдать роман в «Юность». Но главный редактор журнала, писатель Борис Полевой намеревался без ведома автора – Богомолов узнал о том случайно – сильно сократить рукопись.
Переписка двух писателей была бурной, эмоциональной. Полевой долго искал пути к примирению, однако найти компромисс так и не удалось. Пути Богомолова и «Юности» разошлись навсегда…
Успех романа – Полевой, наверное, кусал локти! – был невиданный! Все рецензии были положительными. На Богомолова обрушился вал читательских писем. Вот лишь одна цитата: «Умница Алехин, великолепный Таманцев, такой понятный и близкий (со всеми его родственниками) Блинов. И даже люди, которые появляются в книге ненадолго, врезаются в память… Ваша книга вызывает чувство гордости за наших людей – таких понятных, близких и без всякой показухи – прекрасных…»
Забавно, что Богомолову звонили и поздравляли даже те, кто его рукопись пытался кромсать. Писатель вполне серьезно благодарил этих людей «за помощь». Они, не почуяв иронии, соглашались. И с благодарностью принимали книгу с его сухим автографом.
Роман «В августе сорок четвертого» стал сенсацией не только в Советском Союзе, но и за рубежом. По общему мнению, Богомолов написал свою лучшую книгу.
«В августе сорок четвертого» – не только захватывающее произведение, но и первое в СССР о работе СМЕРШа. Это был совершенно новый взгляд на события Великой Отечественной войны. В романе, как уже было сказано, множество реальных, крайне любопытных документов. Как они оказались у Богомолова?
Все просто – писатель получил доступ к секретным архивам. К ним он «пробрался» благодаря дружбе с Героем Советского Союза, писателем Владимиром Карповым и начальником ГРУ с 1942 по 1945 годы, генерал-лейтенантом Иваном Ильичевым.
Роман Богомолова охотно читают и сегодня, спустя 45 лет после дебютной публикации. Это не только захватывающий детектив, но и… Впрочем, уместнее привести слова самого писателя. «Этим романом в обиход русского языка, и прежде всего в лексику правоохранительных органов и спецслужб, были введены такие понятия, как «момент истины», «прокачать», «бутафорить», «качание маятника» и др. Термин «качание маятника», означающий наиболее оптимальные действия и поведение при огневых контактах с противником, оказался объектом внимания зарубежных спецслужб и руководителей отрядов коммандос, что в последующие годы инициировало появление целого ряда инструктивных разработок не только для специальных, но, позднее, и для войсковых, в первую очередь десантных, подразделений…»
Другими словами, роман актуален – и не только для любителей литературного экстрима, а для профессионалов-разведчиков. Кстати, писатель восстановил прежнее название книги «Момент истины», в скобках указывая «псевдоним» – «В августе сорок четвертого».
Про фильм «В августе 44-го» по роману Богомолова, вышедший в 2000 году, говорить не стану. Писатель попросил убрать свою фамилию из титров («Не мой сценарий»). По словам Богомолова, картина режиссера Михаила Пташука «оказалась примитивным боевичком с изображением частного случая, что ничуть не соответствует содержанию романа».
Возможно, писатель был чересчур строг, однако считал, что возможности кино, при всем его богатстве средств, все же ограничены. Оно сбивает дыхание литературного произведения, сужает его рамки, «смазывает» характеры героев.
У создателей фильмов – строгие временные рамки. Прочь размышления, раздумья! Сокращаем монологи, диалоги! Главное – не плавное течение мысли, а действие, его вихрь, натиск, чтобы зрители не скучали, не дремали, а волновались, переживали – не только за жизнь персонажей, но и за потраченное время…
К слову, Богомолов был недоволен и экранизацией своей повести «Иван» – картина режиссера Андрея Тарковского «Иваново детство», – хотя она была удостоена множества международных премий. Такой уж у него был характер – везде доходить сути, находить момент истины. Убедиться в этом просто – перечитать Богомолова. И снова задуматься, удивиться – как ему это удалось?
Владимир Богомолов – Момент истины (В августе сорок четвертого)
Владимир Богомолов – Момент истины (В августе сорок четвертого) краткое содержание
Момент истины (В августе сорок четвертого) читать онлайн бесплатно
(В АВГУСТЕ СОРОК ЧЕТВЕРТОГО)
Немногим, которым обязаны очень многие…
ГРУППА КАПИТАНА АЛЕХИНА
1. АЛЕХИН, ТАМАНЦЕВ, БЛИНОВ
Их было трое, тех, кто официально, в документах именовались «оперативно-розыскной группой» Управления контрразведки фронта. В их распоряжении была машина, потрепанная, видавшая виды полуторка «ГАЗ-АА» и шофер-сержант Хижняк.
Измученные шестью сутками интенсивных, но безуспешных поисков, они уже затемно вернулись в Управление, уверенные, что хоть завтрашний день смогут отоспаться и отдохнуть. Однако как только старший группы, капитан Алехин, доложил о прибытии, им было приказано немедленно отправиться в район Шиловичей и продолжать розыск. Часа два спустя, заправив машину бензином и получив во время ужина энергичный инструктаж специально вызванного офицера-минера, они выехали.
К рассвету позади осталось более ста пятидесяти километров. Солнце еще не всходило, но уже светало, когда Хижняк, остановив полуторку, ступил на подножку и, перегнувшись через борт, растолкал Алехина.
Капитан — среднего роста, худощавый, с выцветшими, белесоватыми бровями на загорелом малоподвижном лице — откинул шинель и, поеживаясь, приподнялся в кузове. Машина стояла на обочине шоссе. Было очень тихо, свежо и росисто. Впереди, примерно в полутора километрах, маленькими темными пирамидками виднелись хаты какого-то села.
— Шиловичи, — сообщил Хижняк. Подняв боковой щиток капота, он склонился к мотору. — Подъехать ближе?
— Нет, — сказал Алехин, осматриваясь. — Хорош. Слева протекал ручей с отлогими сухими берегами.
Справа от шоссе за широкой полосой жнивья и кустарниковой порослью тянулся лес. Тот самый лес, откуда каких-нибудь одиннадцать часов назад велась радиопередача. Алехин в бинокль с полминуты рассматривал его, затем стал будить спавших в кузове офицеров.
Один из них, Андрей Блинов, светлоголовый, лет девятнадцати лейтенант, с румяными от сна щеками, сразу проснувшись, сел на сене, потер глаза и, ничего не понимая, уставился на Алехина.
Добудиться другого — старшего лейтенанта Таманцева — было не так легко. Он спал, с головой завернувшись в плащ-палатку, и, когда его стали будить, натянул ее туго, в полусне дважды лягнул ногой воздух и перевалился на другой бок.
Наконец он проснулся совсем и, поняв, что спать ему больше не дадут, отбросил плащ-палатку, сел и, угрюмо оглядываясь темно-серыми, из-под густых сросшихся бровей глазами, спросил, ни к кому, собственно, не обращаясь:
— Идем, — позвал его Алехин, спускаясь к ручью, где уже умывались Блинов и Хижняк. — Освежись.
Таманцев взглянул на ручей, сплюнул далеко в сторону и вдруг, почти не притронувшись к краю борта, стремительно подбросив свое тело, выпрыгнул из машины.
Он был, как и Блинов, высокого роста, однако шире в плечах, уже в бедрах, мускулистей и жилистей. Потягиваясь и хмуро поглядывая вокруг, он сошел к ручью и, скинув гимнастерку, начал умываться.
Вода была холодна и прозрачна, как в роднике.
— Болотом пахнет, — сказал, однако, Таманцев. — Заметьте, во всех реках вода отдает болотом. Даже в Днепре.
— Ты, понятно, меньше, чем на море, не согласен, — вытирая лицо, усмехнулся Алехин.
— Именно. Вам этого не понять, — с сожалением посмотрев на капитана, вздохнул Таманцев и, быстро оборачиваясь, начальственным баском, но весело вскричал: — Хижняк, завтрака не вижу!
— Не шуми. Завтрака не будет, — сказал Алехин. — Возьмете сухим пайком.
— Веселенькая жизнь. Ни поспать, ни пожрать…
— Давайте в кузов! — перебил его Алехин и, оборачиваясь к Хижняку, предложил: — А ты пока погуляй…
Офицеры забрались в кузов. Алехин закурил, затем, вынув из планшетки, разложил на фанерном чемодане новенькую крупномасштабную карту и, примерясь, сделал повыше Шиловичей точку карандашом.
— Мы находимся здесь.
— Историческое место! — фыркнул Таманцев.
— Помолчи! — строго сказал Алехин, и лицо его стало официальным. — Слушайте приказ. Видите лес. Вот он. — Алехин показал на карте. — Вчера в восемнадцать ноль-пять отсюда выходил в эфир коротковолновый передатчик.
— Это что, все тот же? — не совсем уверенно спросил Блинов.
— А текст? — тотчас осведомился Таманцев.
— Предположительно передача велась вот из этого квадрата, — будто не слыша его вопроса, продолжал Алехин. — Будем…
— А что думает Эн Фэ? — мгновенно справился Таманцев.
Это был его обычный вопрос. Он почти всегда интересовался: «А что сказал Эн Фэ. Что думает Эн Фэ. А с Эн Фэ вы это прокачали. »
— Не знаю, его не было, — сказал Алехин. — Будем осматривать лес…
— А текст? — настаивал Таманцев.
— Будем осматривать лес, — повыся голос, твердо повторил Алехин. — Нужны следы — свежие, суточной давности. Смотрите и запоминайте свои участки.
Едва заметными линиями карандаша он разделил северную часть леса на три сектора и, показав офицерам и подробно объяснив ориентиры, продолжал:
— Начинаем от этого квадрата — здесь смотреть особенно тщательно! — и двигаемся к периферии. Поиски вести до девятнадцати ноль-ноль. Оставаться в лесу позже — запрещаю! Сбор у Шиловичей. Машина будет где-нибудь в том подлеске. — Алехин вытянул руку; Андрей и Таманцев посмотрели, куда он указывал. — Погоны и пилотки снять, документы оставить, оружие на виду не держать! При встрече с кем-либо в лесу действовать по обстоятельствам.
Расстегнув вороты гимнастерок, Таманцев и Блинов отвязывали погоны; Алехин затянулся и продолжал:
— Ни на минуту не расслабляться! Все время помнить о минах и о возможности внезапного нападения. Учтите: в этом лесу убили Басоса.
Отбросив окурок, он взглянул на часы, поднялся и приказал:
2. ОПЕРАТИВНЫЕ ДОКУМЕНТЫ
«Начальнику Главного управления войск по охране тыла действующей Красной Армии
Копия: Начальнику Управления контрразведки фронта
13 августа 1944 г.
Оперативная обстановка на фронте и в тылах фронта в течение пятидесяти суток с момента начала наступления (по 11 августа включительно) характеризовалась следующими основными факторами:
— успешными наступательными действиями наших войск и отсутствием при этом сплошной линии фронта. Освобождением всей территории БССР и значительной части территории Литвы, свыше трех лет находившихся под немецкой оккупацией;
— разгромом группы вражеских армий „Центр“, насчитывавшей в своем составе около 50 дивизий;
— засоренностью освобожденной территории многочисленной агентурой контрразведывательных и карательных органов противника, его пособниками, изменниками и предателями Родины, большинство из которых, избегая ответственности, перешли на нелегальное положение, объединяются в банды, скрываются в лесах и на хуторах;
— наличием в тылах фронта сотен разрозненных остаточных групп солдат и офицеров противника;
— наличием на освобожденной территории различных подпольных националистических организаций и вооруженных формирований, многочисленными проявлениями бандитизма;
— производимыми Ставкой перегруппировкой и сосредоточением наших войск и стремлением противника разгадать замыслы советского командования, установить, где и какими силами будут нанесены последующие удары.
— обилие лесистой местности, в том числе больших чащобных массивов, служащих хорошим укрытием для остаточных групп противника, различных бандформирований и лиц, уклоняющихся от мобилизации;
— большое количество оставленного на полях боев оружия, что дает возможность враждебным элементам без труда вооружаться;
— слабость, неукомплектованность восстановленных местных органов советской власти и учреждений, особенно в низовых звеньях;
— значительная протяженность фронтовых коммуникаций и большое количество объектов, требующих надежной охраны;
— выраженный некомплект личного состава в войсках фронта, что затрудняет получение поддержек от частей и соединений при проведении операций по очистке войсковых тылов.
Остаточные группы немцев
Разрозненные группы солдат и офицеров противника в первой половине июля стремились к одной общей цели: скрытно или с боями продвигаясь на запад, пройти сквозь боевые порядки наших войск и соединиться со своими частями. Однако 15–20 июля немецким командованием неоднократно шифрованными радиограммами передавался приказ всем остаточным группам, имеющим рации и шифры, не форсировать переход линии фронта, а, наоборот, оставаясь в наших оперативных тылах, собирать и передавать шифром по радио сведения разведывательного характера, и прежде всего о дислокации, численности и передвижении частей Красной Армии. Для этого предложено, в частности, используя естественные укрытия, вести наблюдение за нашими фронтовыми железнодорожными и шоссейно-грунтовыми коммуникациями, фиксировать грузопоток, а также захватывать одиночных советских военнослужащих, в первую очередь командиров, с целью допроса и последующего уничтожения.
Когда в сорок четвертом году. Владимир богомолов – момент истины
Коротко об авторе
Владимир Осипович Богомолов родился 3 июля 1926 года в деревне Кирилловне Московской области. Он – участник Великой Отечественной войны, был ранен, награжден орденами и медалями. Воевал в Белоруссии, Польше, Германии, Маньчжурии.
Первое произведение Богомолова – повесть «Иван» (1957), трагическая история о мальчике-разведчике, погибшем от рук фашистских захватчиков. Повесть содержит принципиально новый взгляд на войну, свободный от идеологических схем, от литературных нормативов того времени. Не пропадает с годами читательский и издательский интерес к этому произведению, оно переведено более чем на 40 языков. На его основе режиссер А. А. Тарковский создал фильм «Иваново детство» (1962).
В повести «Зося» (1963) с большой психологической достоверностью рассказано о первой юношеской любви русского офицера к польской девушке. Чувство, пережитое в годы войны, не забылось. В финале повести ее герой признается: «И по сей день меня не покидает ощущение, что я и в самом деле что-то тогда проспал, что в моей жизни и впрямь – по какой-то случайности – не состоялось что-то очень важное, большое и неповторимое…»
Есть в творчестве Богомолова и короткие рассказы о войне: «Первая любовь» (1958), «Кладбище под Белостоком» (1963), «Сердца моего боль» (1963).
В 1963 году написано несколько рассказов на другие темы: «Второй сорт», «Кругом люди», «Сосед по палате», «Участковый», «Сосед по квартире».
В 1973 году Богомолов закончил работу над романом «Момент истины (В августе сорок четвертого…)». В романе о военных контрразведчиках автор приоткрыл читателям область воинской деятельности, с которой сам был хорошо знаком. Это история о том, как оперативно-розыскная группа контрразведки обезвредила группу фашистских агентов-парашютистов. Показывается работа командных структур вплоть до Ставки. В ткань сюжета вплетены военно-служебные документы, несущие большую познавательную и экспрессивную нагрузку. Этот роман, как и написанные ранее повести «Иван» и «Зося», относится к числу лучших произведений нашей литературы о Великой Отечественной войне. Роман переведен более чем на 30 языков.
В 1993 году Богомолов написал повесть «В кригере». Ее действие происходит на Дальнем Востоке, в первую послевоенную осень. Разместившиеся в «кригере» (вагон для перевозки тяжелораненых) военные кадровики раздают вернувшимся с фронта офицерам назначения в отдаленные гарнизоны.
Последние годы жизни Богомолов работал над публицистической книгой «Срам имут и живые, и мертвые, и Россия…», в которой рассматривались издания, как говорил сам писатель, «очерняющие Отечественную войну и десятки миллионов ее живых и мертвых участников».
Владимир Осипович Богомолов ушел из жизни в 2003 году.
(В августе сорок четвертого…)
1. Алехин, Таманцев, Блинов
Их было трое, тех, кто официально, в документах, именовались «оперативно-розыскной группой» Управления контрразведки фронта. В их распоряжении была машина, потрепанная, видавшая виды полуторка «ГАЗ-АА» и шофер, сержант Хижняк.
Измученные шестью сутками интенсивных, но безуспешных поисков, они уже затемно вернулись в Управление, уверенные, что хоть завтрашний день смогут отоспаться и отдохнуть. Однако как только старший группы, капитан Алехин, доложил о прибытии, им было приказано немедленно отправиться в район Шиловичей и продолжать розыск. Часа два спустя, заправив машину бензином и получив во время ужина энергичный инструктаж специально вызванного офицера-минера, они выехали.
К рассвету позади осталось более ста пятидесяти километров. Солнце еще не всходило, но уже светало, когда Хижняк, остановив полуторку, ступил на подножку и, перегнувшись через борт, растолкал Алехина.
Капитан – среднего роста, худощавый, с выцветшими, белесоватыми бровями на загорелом малоподвижном лице – откинул шинель и, поеживаясь, приподнялся в кузове. Машина стояла на обочине шоссе. Было очень тихо, свежо и росисто. Впереди, примерно в полутора километрах, маленькими темными пирамидками виднелись хаты какого-то села.
– Шиловичи, – сообщил Хижняк. Подняв боковой щиток капота, он склонился к мотору. – Подъехать ближе?
– Нет, – сказал Алехин, осматриваясь. – Хорош.
Слева протекал ручей с отлогими сухими берегами. Справа от глоссе, за широкой полосой жнивья и кустарниковой порослью, тянулся лес. Тот самый лес, откуда каких-нибудь одиннадцать часов назад велась радиопередача. Алехин в бинокль с полминуты рассматривал его, затем стал будить спавших в кузове офицеров.
Один из них, Андрей Блинов, светлоголовый, лет девятнадцати лейтенант, с румяными от сна щеками, сразу проснувшись, сел на сене, потер глаза и, ничего не понимая, уставился на Алехина.
Добудиться другого – старшего лейтенанта Таманцева – было не так легко. Он спал, с головой завернувшись в плащ-палатку, и, когда его стали будить, натянул ее туго, в полусне дважды лягнул ногой воздух и перевалился на другой бок.
Наконец он проснулся совсем и, поняв, что спать ему больше не дадут, отбросил плащ-палатку, сел и, угрюмо оглядываясь темно-серыми, из-под густых сросшихся бровей глазами, спросил, ни к кому, собственно, не обращаясь:
– Идем, – позвал его Алехин, спускаясь к ручью, где уже умывались Блинов и Хижняк. – Освежись.
Таманцев взглянул на ручей, сплюнул далеко в сторону и вдруг, почти не притронувшись к краю борта, стремительно подбросив свое тело, выпрыгнул из машины.
Он был, как и Блинов, высокого роста, однако шире в плечах, ýже в бедрах, мускулистей и жилистей. Потягиваясь и хмуро поглядывая вокруг, он сошел к ручью и, скинув гимнастерку, начал умываться.
Вода была холодна и прозрачна, как в роднике.
– Болотом пахнет, – сказал, однако, Таманцев. – Заметьте, во всех реках вода отдает болотом. Даже в Днепре.
– Ты, понятно, меньше, чем на море, не согласен! – вытирая лицо, усмехнулся Алехин.
– Именно. Вам этого не понять… – с сожалением посмотрев на капитана, вздохнул Таманцев и, быстро оборачиваясь, начальственным баском, но весело вскричал: – Хижняк, завтрака не вижу!
– Не шуми. Завтрака не будет, – сказал Алехин. – Возьмете сухим пайком.
– Веселенькая жизнь. Ни поспать, ни пожрать…
– Давайте в кузов! – перебил его Алехин и, оборачиваясь к Хижняку, предложил: – А ты пока погуляй…
Офицеры забрались в кузов. Алехин закурил, затем, вынув из планшетки, разложил на фанерном чемодане новенькую крупномасштабную карту и, примерясь, сделал повыше Шиловичей точку карандашом.
– Мы находимся здесь.
– Историческое место! – фыркнул Таманцев.
– Помолчи! – строго сказал Алехин, и лицо его стало официальным. – Слушайте приказ. Видите лес?… Вот он. – Алехин показал на карте. – Вчера в восемнадцать ноль-пять отсюда выходил в эфир коротковолновый передатчик.
– Это что, все тот же? – не совсем уверенно спросил Блинов.
– А текст? – тотчас осведомился Таманцев.
– Предположительно передача велась вот из этого квадрата, – будто не слыша его вопроса, продолжал Алехин. – Будем…
– А что думает Эн Фэ? – мгновенно справился Таманцев.
Это был его обычный вопрос. Он почти всегда интересовался: «А что сказал Эн Фэ?… Что думает Эн Фэ?… А с Эн Фэ вы это прокачали?…»
Источники:
https://www.stoletie.ru/kultura/moment_istiny_vladimira_bogomolova_835.htm
https://nice-books.ru/books/proza/o-vojne/239746-vladimir-bogomolov-moment-istiny-v-avguste-sorok.html
https://www.litmir.me/br/?b=172636&p=1
