Откуда мы знаем о прошлом. Что мы знаем о нашем прошлом или версии краеведа
Откуда мы знаем о прошлом. Что мы знаем о нашем прошлом или версии краеведа
Откуда мы знаем о прошлом
Все, что содержит в себе информацию о минувшей жизни человека, называется историческими источниками. Это очень точное понятие. Из источников, как известно, текут ручьи и речки, образуются реки и озера. Из исторических источников текут реки знаний, но из маленьких источников — только небольшие ручейки знаний. Сливаясь друг с другом, они образуют поток, черпая из которого, мы, естественно, обнаружим в нем только то, что ему дали образовавшие его источники.
Самый крупный источник знаний о русском средневековье — летопись, а для истории Новгорода — Новгородские летописи. Древнейшая из дошедших до пас написана в XIII—XIV вв., но она повествует и о более ранней эпохе. Источники самой летописи разнообразны. Ее составители пользовались записями своих предшественников, но не пренебрегали и легендами. Рассказывая о временах им близких, летописцы бывали точны, а повествуя о той старине, которая была седой и для них, целиком зависели от точности или неточности использованных ими материалов. Иными словами, летописный рассказ требует постоянной проверки. Такую проверку возможно «•делать, сравнивая между собой рассказы разных летописей об одном и том же событии. Если эти I тссказы совпадают, по-видимому, им можно верить. По ведь бывает и так, что разные летописцы пользуются одним общим источником, лишь пересказывая его всякий раз своими словами. При таком допущении проверить правильность летописного сообщения можно, лишь обратившись уже не к летописи, а к другому источнику, существовавшему самостоятельно, совершенно независимо от летописи. Чаще всего исследователи умеют находить доказательства правильности или неправильности летописного сообщения. Однако у летописей имеется и другой существенный недостаток.
Разумеется, летописи вмещают колоссальное количество необходимых историку сведений. Если бы мы не знали летописей, у нас вообще не было бы сколько-нибудь систематических знаний истории русского средневековья. Но летопись содержит далеко не все, что нужно знать современному историку в первую очередь. Летописец всегда тяготел к необычному. Он стремился писать о том, что выходило за рамки .повседневности. Его интересовали поенные походы и победы, объявления войны и заключения мира, избрание и изгнание князей, смена епископов, строительство церквей. Он охотно рассказывал о поражающих его воображение солнечных и лунных затмениях, появлении комет и падении метеоритов. Своим трагическим пером он живописал страшные эпидемии и массовые голодные смерти от неурожаев. Но он не записывал то, что казалось ему общеизвестным. Зачем говорить о вещах, хорошо известных отцу, деду и прадеду? Медленные процессы общественного развития, которые становятся видны на значительном удалении, ускользали от его внимания потому, что вблизи явления, развивающиеся неспешно, представляются неподвижными. Когда нужно было сказать о том, что его современникам было общеизвестно, летописец ссылался на «старину и пошлину», т. е. на то, как было раньше или же было всегда. Вот пример такой ссылки на старину.
В Новгороде князья не наследовали свою власть от отца, а приглашались по вечевому решению. Между новым князем и республиканским Новгородом всякий раз заключался договор, в котором точно оговаривалось, что князь имеет право делать, а чего не имеет, поскольку, в отличие от других городов, в Новгороде он не был центральной фигурой власти. Такие договоры частично дошли до нас, но самый ранний относится только к середине XIII в. Казалось бы, прочитав подобный договор, легко определить место князя в системе управления Новгородом, но историки до сих пор по-разному определяют это место. И только потому, что самое главное в договорах скрыто понятной для современников, но туманной для нас формулой: «Целуй, княже, крест на чем отец твой целовал и дед и прадед», т. е. «Клянись, что ты будешь княжить на тех лее условиях, что твои предки». Сами эти условия в договорах не. повторялись. Они тогда были общеизвестны и назывались «Правдой Ярослава». Но возникли-то они в первой половине XI в., когда систематического летописания еще не было, а в летопись проникло только известие том, что в награду за помощь на войне Ярослав Мудрый дал новгородцам «Правду и Устав», т. е. закон, в котором князь вынужден был поступиться своей власти в пользу новгородского боярства. В чем конкретно состояло это ограничение власти, летописец так и не счел нужным рассказать
Сообщая о голодных годах, летописец называет, например, высокие цены на хлеб, но какими были эти цены в обычных условиях, мы из летописи не узнаем. Материальные богатства Новгорода из века в век создавались крестьянами и ремесленниками, но в летописи нет сведений о том, как крестьянин пользовался землей, в каких отношениях он находился с землевладельцем, как развивались технические на-1Н.1.КИ ремесленников, откуда они брали сырье для своих изделий, как они продавали их, каким был их заработок. Упоминая множество боярских имен, летописец не дает представления о величине земельных владений бояр. Более того, еще недавно историки, хорошо знавшие летопись, считали, что бояре и купцы — одно и то же.
Новгород прославлен многими сохранившимися до сегодняшнего дня шедеврами архитектуры и живописи, сделавшими его местом паломничества туристов буквально изо всех стран мира. Но из летописи знаем только, что собор Юрьева монастыря в ц. г тле XII в. был построен мастером Петром, а фрески конца XIV в. в церкви Спаса на Ильине улице написаны великим художником Феофаном Греком. Имена творцов других прекрасных зданий, фресок и икон не запечатлены летописцем. Можно было бы конечно приводить подобные примеры, говорящие о том, что современный историк, стремящийся представить себе по возможности полную картину прошлого, слишком многого не найдет в летописи.
Если летопись при всех ее умолчаниях остается рекой знаний, то другие источники, сливающиеся с ней, можно уподобить небольшим речкам и ручьям. Они несут в себе чаще всего чистую, незамутненную воду, будучи по существу первоисточниками знания, но знания, всякий раз предельно ограниченного самими особенностями источника.
Возьмем в качестве примера писцовые книги. В конце XV в., вскоре после присоединения Новгорода к Москве, московский ‘великий князь Иван III, чтобы окончательно ликвидировать стремление новгородцев к независимости, переселил всех крупных местных землевладельцев в московские города, а их земли отдал переселенным в Новгород москвичам. После этого были составлены писцовые книги, в которых переписаны все новгородские сельскохозяйственные угодья с указанием и новых и старых их владельцев, с цифрами доходности и определением налога с каждого владения в пользу великого князя. Эти книги дошли до нас, но, к сожалению, не в полном виде. Очевидна колоссальная ценность этого источника, по которому можно изучить всю систему землевладения и землепользования, а также самый состав землевладельцев — от богатейших бояр до земцев, собственноручно пахавших свои участки или убиравших с них сено. По писцовым книгам можно даже подсчитать численность деревенского населения в разных районах Новгородской земли и составить детальнейшую карту ее населенных пунктов, подавляющее большинство которых состояло из одного или двух дворов. Все эти сведения, взятые когда-то на месте, а не из вторых рук, прекрасно дополнят летопись, но коснутся только узкого периода конца XV в;
Особый источник составляют акты — официальные грамоты, исходящие от верховной власти или ее органов или утвержденные ими. К их числу относится государственные договоры Новгорода с русскими князьями и иноземными государствами, некоторые вечевые решения, а также документы, утверждающие куплю и продажу, передачу в дар или и наследство крупной собственности. До нас дошли и подлинные акты, и — чаще — копии с них, сделанные в XVI—XVII вв. Но сохранившиеся документы составляют ничтожную долю процента по сравнению с тем, сколько их существовало в древности. От X и XI столетий нет ни одного такого акта, от ХЦ в. их известно всего лишь восемь (из них только два подлинных). С каждым следующим столетием число актов увеличивается, однако остается бесконечно малым. Многие тысячи актов, хранившихся в домах горожан, истреблены частыми в деревянном городе пожарами, а те, которые хранились в государственных архивах, погибли вместе с архивами.
В Новгороде, в частности, громадный архив официальных документов существовал с конца XI до XVI в. в княжеской резиденции на Городище. Вероятно, в опричнину Ивана Грозного архив был ликвидирован, а хранившиеся в нем документы выброшены в cнег. Документы сгнили. Потом, уже в конце XVHI в. на этом месте был вырыт канал, и земля из него образовала насыпи по его берегам. Но от архива в этих насыпях остались многочисленные свинцовые печати, только малая часть которых собрана и собирается каждый год после разлива Волхова или после сильных дождей на прибрежных отмелях, а большинство смыто паводками на илистое дно реки. Но даже то, что случайно уцелело, дает возможность сделать интересные сопоставления. Если нам известно лишь восемь актов древнейшего (до середины XIII в.) периода, то печатей того же времени только на Городище найдено уже свыше 700. А сколько не найдено? Случайные обстоятельства сохранили случайное число актов, отразивших разные по своим масштабам разрозненные события прошлого. Каждый сохранившийся акт — историческая драгоценность, рассматривая которую мы соприкасаемся с подлинной частицей ушедшей действительности, но частица всегда остается частицей. Выше уже был приведен пример, как важнейшее для историка содержание акта может быть скрыто ссылками на установившийся обычай, известный всем прежде, но не известный нам теперь.
Официальные документы всегда писались по установленной форме. Изменение привычной формы связывается с переменами политической обстановки, с важными шагами общественного развития, но, если летопись этих шагов не отметила, а сохранившиеся акты разделены большими промежутками времени, как обнаружить дату таких перемен? Древнейший дошедший до нас договор Новгорода с князем датируется 1264 г. В нем, в частности, говорится о том, что князь не имеет права владеть землей на большей части новгородских владений, где бояре ревниво оберегали свои земельные богатства. К 1137 г. относится другой документ — грамота новгородского князя Святослава Ольговича, из которой видно, что при этом князе подобного ограничения еще не существовало. Между 1137 и 1264 гг. прошло свыше столетия, но к какому году относится установление отмеченного ограничения, продержавшегося до конца новгородской независимости, и результатом каких событий оно явилось, пока установить не удается: не сохранилось ни одного полезного для таких наблюдений документа второй половины XII и первой половины XIII в.
Факты исторической действительности отражались в литературных произведениях прошлого, и, тщательно отделяя их от вымысла, можно дополнить летописный рассказ живыми красками бытовых зарисовок, которые можно найти, например, в церковных житиях. Эти рассказы повествуют о людях, причисленных церковью к лику святых за их особую роль в укреплении христианской религии. Однако в большинстве случаев жития оставлялись не раньше XVI в. и их авторы живописуют не прошлое, а лишь свое представление о нем.
Откуда мы знаем о прошлом. Что мы знаем о нашем прошлом или версии краеведа
Откуда мы знаем о прошлом
Все, что содержит в себе информацию о минувшей жизни человека, называется историческими источниками. Это очень точное понятие. Из источников, как известно, текут ручьи и речки, образуются реки и озера. Из исторических источников текут реки знаний, но из маленьких источников — только небольшие ручейки знаний. Сливаясь друг с другом, они образуют поток, черпая из которого, мы, естественно, обнаружим в нем только то, что ему дали образовавшие его источники.
Самый крупный источник знаний о русском средневековье — летопись, а для истории Новгорода — Новгородские летописи. Древнейшая из дошедших до пас написана в XIII—XIV вв., но она повествует и о более ранней эпохе. Источники самой летописи разнообразны. Ее составители пользовались записями своих предшественников, но не пренебрегали и легендами. Рассказывая о временах им близких, летописцы бывали точны, а повествуя о той старине, которая была седой и для них, целиком зависели от точности или неточности использованных ими материалов. Иными словами, летописный рассказ требует постоянной проверки. Такую проверку возможно «•делать, сравнивая между собой рассказы разных летописей об одном и том же событии. Если эти I тссказы совпадают, по-видимому, им можно верить. По ведь бывает и так, что разные летописцы пользуются одним общим источником, лишь пересказывая его всякий раз своими словами. При таком допущении проверить правильность летописного сообщения можно, лишь обратившись уже не к летописи, а к другому источнику, существовавшему самостоятельно, совершенно независимо от летописи. Чаще всего исследователи умеют находить доказательства правильности или неправильности летописного сообщения. Однако у летописей имеется и другой существенный недостаток.
Разумеется, летописи вмещают колоссальное количество необходимых историку сведений. Если бы мы не знали летописей, у нас вообще не было бы сколько-нибудь систематических знаний истории русского средневековья. Но летопись содержит далеко не все, что нужно знать современному историку в первую очередь. Летописец всегда тяготел к необычному. Он стремился писать о том, что выходило за рамки .повседневности. Его интересовали поенные походы и победы, объявления войны и заключения мира, избрание и изгнание князей, смена епископов, строительство церквей. Он охотно рассказывал о поражающих его воображение солнечных и лунных затмениях, появлении комет и падении метеоритов. Своим трагическим пером он живописал страшные эпидемии и массовые голодные смерти от неурожаев. Но он не записывал то, что казалось ему общеизвестным. Зачем говорить о вещах, хорошо известных отцу, деду и прадеду? Медленные процессы общественного развития, которые становятся видны на значительном удалении, ускользали от его внимания потому, что вблизи явления, развивающиеся неспешно, представляются неподвижными. Когда нужно было сказать о том, что его современникам было общеизвестно, летописец ссылался на «старину и пошлину», т. е. на то, как было раньше или же было всегда. Вот пример такой ссылки на старину.
В Новгороде князья не наследовали свою власть от отца, а приглашались по вечевому решению. Между новым князем и республиканским Новгородом всякий раз заключался договор, в котором точно оговаривалось, что князь имеет право делать, а чего не имеет, поскольку, в отличие от других городов, в Новгороде он не был центральной фигурой власти. Такие договоры частично дошли до нас, но самый ранний относится только к середине XIII в. Казалось бы, прочитав подобный договор, легко определить место князя в системе управления Новгородом, но историки до сих пор по-разному определяют это место. И только потому, что самое главное в договорах скрыто понятной для современников, но туманной для нас формулой: «Целуй, княже, крест на чем отец твой целовал и дед и прадед», т. е. «Клянись, что ты будешь княжить на тех лее условиях, что твои предки». Сами эти условия в договорах не. повторялись. Они тогда были общеизвестны и назывались «Правдой Ярослава». Но возникли-то они в первой половине XI в., когда систематического летописания еще не было, а в летопись проникло только известие том, что в награду за помощь на войне Ярослав Мудрый дал новгородцам «Правду и Устав», т. е. закон, в котором князь вынужден был поступиться своей власти в пользу новгородского боярства. В чем конкретно состояло это ограничение власти, летописец так и не счел нужным рассказать
Сообщая о голодных годах, летописец называет, например, высокие цены на хлеб, но какими были эти цены в обычных условиях, мы из летописи не узнаем. Материальные богатства Новгорода из века в век создавались крестьянами и ремесленниками, но в летописи нет сведений о том, как крестьянин пользовался землей, в каких отношениях он находился с землевладельцем, как развивались технические на-1Н.1.КИ ремесленников, откуда они брали сырье для своих изделий, как они продавали их, каким был их заработок. Упоминая множество боярских имен, летописец не дает представления о величине земельных владений бояр. Более того, еще недавно историки, хорошо знавшие летопись, считали, что бояре и купцы — одно и то же.
Новгород прославлен многими сохранившимися до сегодняшнего дня шедеврами архитектуры и живописи, сделавшими его местом паломничества туристов буквально изо всех стран мира. Но из летописи знаем только, что собор Юрьева монастыря в ц. г тле XII в. был построен мастером Петром, а фрески конца XIV в. в церкви Спаса на Ильине улице написаны великим художником Феофаном Греком. Имена творцов других прекрасных зданий, фресок и икон не запечатлены летописцем. Можно было бы конечно приводить подобные примеры, говорящие о том, что современный историк, стремящийся представить себе по возможности полную картину прошлого, слишком многого не найдет в летописи.
Если летопись при всех ее умолчаниях остается рекой знаний, то другие источники, сливающиеся с ней, можно уподобить небольшим речкам и ручьям. Они несут в себе чаще всего чистую, незамутненную воду, будучи по существу первоисточниками знания, но знания, всякий раз предельно ограниченного самими особенностями источника.
Возьмем в качестве примера писцовые книги. В конце XV в., вскоре после присоединения Новгорода к Москве, московский ‘великий князь Иван III, чтобы окончательно ликвидировать стремление новгородцев к независимости, переселил всех крупных местных землевладельцев в московские города, а их земли отдал переселенным в Новгород москвичам. После этого были составлены писцовые книги, в которых переписаны все новгородские сельскохозяйственные угодья с указанием и новых и старых их владельцев, с цифрами доходности и определением налога с каждого владения в пользу великого князя. Эти книги дошли до нас, но, к сожалению, не в полном виде. Очевидна колоссальная ценность этого источника, по которому можно изучить всю систему землевладения и землепользования, а также самый состав землевладельцев — от богатейших бояр до земцев, собственноручно пахавших свои участки или убиравших с них сено. По писцовым книгам можно даже подсчитать численность деревенского населения в разных районах Новгородской земли и составить детальнейшую карту ее населенных пунктов, подавляющее большинство которых состояло из одного или двух дворов. Все эти сведения, взятые когда-то на месте, а не из вторых рук, прекрасно дополнят летопись, но коснутся только узкого периода конца XV в;
Особый источник составляют акты — официальные грамоты, исходящие от верховной власти или ее органов или утвержденные ими. К их числу относится государственные договоры Новгорода с русскими князьями и иноземными государствами, некоторые вечевые решения, а также документы, утверждающие куплю и продажу, передачу в дар или и наследство крупной собственности. До нас дошли и подлинные акты, и — чаще — копии с них, сделанные в XVI—XVII вв. Но сохранившиеся документы составляют ничтожную долю процента по сравнению с тем, сколько их существовало в древности. От X и XI столетий нет ни одного такого акта, от ХЦ в. их известно всего лишь восемь (из них только два подлинных). С каждым следующим столетием число актов увеличивается, однако остается бесконечно малым. Многие тысячи актов, хранившихся в домах горожан, истреблены частыми в деревянном городе пожарами, а те, которые хранились в государственных архивах, погибли вместе с архивами.
В Новгороде, в частности, громадный архив официальных документов существовал с конца XI до XVI в. в княжеской резиденции на Городище. Вероятно, в опричнину Ивана Грозного архив был ликвидирован, а хранившиеся в нем документы выброшены в cнег. Документы сгнили. Потом, уже в конце XVHI в. на этом месте был вырыт канал, и земля из него образовала насыпи по его берегам. Но от архива в этих насыпях остались многочисленные свинцовые печати, только малая часть которых собрана и собирается каждый год после разлива Волхова или после сильных дождей на прибрежных отмелях, а большинство смыто паводками на илистое дно реки. Но даже то, что случайно уцелело, дает возможность сделать интересные сопоставления. Если нам известно лишь восемь актов древнейшего (до середины XIII в.) периода, то печатей того же времени только на Городище найдено уже свыше 700. А сколько не найдено? Случайные обстоятельства сохранили случайное число актов, отразивших разные по своим масштабам разрозненные события прошлого. Каждый сохранившийся акт — историческая драгоценность, рассматривая которую мы соприкасаемся с подлинной частицей ушедшей действительности, но частица всегда остается частицей. Выше уже был приведен пример, как важнейшее для историка содержание акта может быть скрыто ссылками на установившийся обычай, известный всем прежде, но не известный нам теперь.
Официальные документы всегда писались по установленной форме. Изменение привычной формы связывается с переменами политической обстановки, с важными шагами общественного развития, но, если летопись этих шагов не отметила, а сохранившиеся акты разделены большими промежутками времени, как обнаружить дату таких перемен? Древнейший дошедший до нас договор Новгорода с князем датируется 1264 г. В нем, в частности, говорится о том, что князь не имеет права владеть землей на большей части новгородских владений, где бояре ревниво оберегали свои земельные богатства. К 1137 г. относится другой документ — грамота новгородского князя Святослава Ольговича, из которой видно, что при этом князе подобного ограничения еще не существовало. Между 1137 и 1264 гг. прошло свыше столетия, но к какому году относится установление отмеченного ограничения, продержавшегося до конца новгородской независимости, и результатом каких событий оно явилось, пока установить не удается: не сохранилось ни одного полезного для таких наблюдений документа второй половины XII и первой половины XIII в.
Факты исторической действительности отражались в литературных произведениях прошлого, и, тщательно отделяя их от вымысла, можно дополнить летописный рассказ живыми красками бытовых зарисовок, которые можно найти, например, в церковных житиях. Эти рассказы повествуют о людях, причисленных церковью к лику святых за их особую роль в укреплении христианской религии. Однако в большинстве случаев жития оставлялись не раньше XVI в. и их авторы живописуют не прошлое, а лишь свое представление о нем.
Откуда мы знаем о прошлом. Что мы знаем о нашем прошлом или версии краеведа
Валентин Лаврентьевич Янин
Родился 6 февраля 1929 г. в г. Кирове (Вятка). Окончил кафедру археологии исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова в 1951 г. Академик РАН, профессор МГУ, лауреат Ломоносовской (МГУ), Государственных (дважды), Ленинской, Демидовской премий. Библиография его научных, научно-популярных работ (книг, статей) насчитывает свыше 600 наименований. Среди них важнейшие исследования по истории Новгорода и Древней Руси: «Актовые печати Древней Руси Х-XV» в трех томах (1970, 1998 гг.), «Новгородские посадники» (1962 г.), «Новгородские акты XII-XV вв.» (1991), «Новгородская феодальная вотчина: Историко-генеалогическое исследование» (1981), «Я послал тебе бересту…» (3 издания – 1965, 1975, 1998), публикации берестяных грамот (совместно с А. В. Арциховским, А. А. Зализняком) в серии «Новгородские грамоты на бересте» (1978, 1986, 1993 гг.), Основные направления научной деятельности: история и археология Новгорода, нумизматика и сфрагистика, источниковедение и генеалогия, историческая география, эпиграфика, монументальное и прикладное искусство, музыковедение.
Новгород глазами археолога
В старину говорили: «Где София – тут и Новгород». И эти слова вспоминаются не только у стен Софийского собора, а уже за восемь – десять километров до города, когда еще только предвкушаешь очередную встречу с ним. Потому что золотой купол Софии виден издалека. Он венчает плоский силуэт Новгорода, нестерпимо сияя под солнцем, как перо жар-птицы, уроненное на самом краю зеленых далей.
А стоя у подножия кремлевских стен Новгорода, в каких-нибудь ста метрах от Софийского собора, видишь прежде всего эти дали, которые подступили к городу так близко, что уже перестали быть далями, а стали городом, или, вернее, город стал их частью. И в этой неразрывности города и окрестных лугов, в нерасторжимости жилых кварталов и не тронутого рукой человека ландшафта заключена не только берущая человека в плен красота, но и движущая сила истории Новгорода, сделавшая его в эпоху средневековья одним из крупнейших центров Европы.
Во все века своей истории Новгород был не просто городом, жившим отличным от деревни образом. Он был центром громадной округи, которая простиралась на многие сотни километров вокруг него, и владение этой округой было главной основой его экономического процветания, политических успехов и культурного развития. Власть над новгородской землей Новгород не делил ни с кем. И другим городам, основанным здесь новгородцами, с самого начала была отведена только одна роль – служить крепостями на дальних подступах к столице. Лишь Ладога и Русса были также городами в полном смысле этого слова, и новгородцы бдительно следили за ними, отправляя к ладожанам и рушанам посадников-новгородцев, чтобы не повторился опыт Пскова, который некогда входил в состав Новгородской земли, но затем обрел независимость.
Отними у Новгорода его земли, и город погибнет, лишившись питающих его соков. Это прекрасно понимали новгородцы, запретив приглашаемым к ним князьям владеть землями на большей части новгородских владений. Это хорошо понимали и соперники Новгорода: подчинение Новгорода Москве началось с отвоевания у него наиболее важных для существования города территорий.
Распространив на сотни километров свою власть, сам Новгород не имел, однако, возможности значительно расширять территорию собственно города. Он окружен с трех сторон заливными лугами, болотами, низменными местами, в которые уже к концу XIV в. уперлась его застройка. Не мог он тогда продвигаться и в четвертую сторону – на север, где были удобные для освоения участки. Здесь с древности обосновались крупнейшие монастыри, ревниво охранявшие свои подгородные владения.
Сегодня город значительно расширился в северном направлении, но естественные условия положили шесть веков назад рубеж его продвижению во»се другие стороны. И именно поэтому современный человек видит из древнего центра Новгорода те же луга, озера и речки, которые открывались глазу многих поколений наших предков. В большинстве других случаев древние города, продолжая жить и сегодня, стирают новыми постройками древний окрестный ландшафт. В Новгороде этого не случилось. Древний городской вал и сегодня, как шесть веков назад, служит границей города и земли.
Избрав для жизни небольшую возвышенность у берегов Волхова, первопоселенцы Новгорода укрылись за реками и болотами от военных опасностей, и этот естественный щит верно служил в будущем. В XIII столетии в ста километрах от Новгорода на краю «мхов» остановилось нашествие Батыя. В 1941 г. фашистскому наступлению на северо-восточном направлении был положен предел на Волхове и Ильмене, у Новгорода и Старой Руссы. Но обжитая возвышенность на Волхове не только укрытие. Это также ключ к главным водным путям русского Северо-Запада. Дороги в Византию и на арабский Восток, в Скандинавию и южную Прибалтику скрещивались здесь, у северной оконечности Ильменя. И удобства защиты города от врага сочетались с удобствами непрерывного общения с друзьями, превращали укрытую в болотах крепость в открытый всем товарам, языкам и новостям центр русской и международной жизни.
Однако сколько же неудобств сопутствовало горожанину в этих благоприятных условиях. Возвышенность среди болот, на которой обосновались первонасельники Новгорода, была системой рассеченных речками плоских холмов, сложенных из плотной водонепроницаемой глины. С поверхности холмов талые и дождевые воды скатывались в эти речки и в Волхов, не проникая в грунт. Но с момента поселения здесь первых жителей началось неизбежное образование культурного слоя – отложение разнообразных остатков жизнедеятельности человека: щепы, пищевых отбросов, золы, угля, обломков, отслуживших свой срок вещей, строительного мусора. От десятилетия к десятилетию этот слой становился все толще. Люди возводили на нем дома и прокладывали улицы, ступая буквально по грязи, потому что талые дождевые воды, продолжая уходить в речки и Волхов, насыщали теперь до отказа культурные напластования, не имея стока сквозь материковую глину. И даже тогда, когда на отдельных участках города слой к XIV-XV вв. достиг мощности в шесть-семь метров, вея эта толща по-прежнему оставалась до предела влажной, мешая людям ходить по своим усадьбам и ездить по своему городу.
Сама организация нормальной жизни требовала от горожан постоянных дополнительных расходов. Начиная с середины X столетия стало обязательным мощение улиц. Мостовые сооружались из мощных сосновых плах, уложенных на длинные лаги. Такие мостовые могли бы служить многие десятилетия. Но проходило 20-25 лет, по сторонам нарастал культурный слой, грязь начинала выплескиваться на мостовую, и нужно было укладывать новый ярус лаг и плах на предыдущий ярус, еще способный служить многие годы. Культурный слой постепенно заполнял русла небольших речек, нужно было их гатить, заключать в деревянные трубы.
И тем не менее, неудобства создали идеальные условия для исследования древнего Новгорода. Повышенная книжность новгородского культурного слоя препятствует проникновению в глубь его воздуха. Это значит, что в почве Новгорода отсутствует сама возможность возникновения бактерий, вызывающих процессы гниения органических веществ. Любой деревянный предмет – будь это плаха мостовой, бревно груба, ложка или рыбацкий поплавок, – оказавшись в земле, сохраняет форму, ничего не утрачивая, лишь впитывая в себя влагу. Такими же сохранными оказываются кожаные и костяные изделия. Именно благодаря прекрасной сохранности органических веществ культурный слой Новгорода особенно толстый, а в большинстве других древних городов деревянные предметы превращаются в тлен, культурные напластования уплотняются и делаются сравнительно тонкими.
Источники:
https://bibliotekar.ru/rusPochta/2.htm
https://bibliotekar.ru/rusPochta/2.htm
https://www.litmir.me/br/?b=187000&p=3
