Тургенева «Ася» (Чернышевский). Николай Гаврилович Чернышевский

Тургенева «Ася» (Чернышевский). Николай Гаврилович Чернышевский

• ЖАНРЫ
• АВТОРЫ
• КНИГИ 589 562
• СЕРИИ
• ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 548 317

Н. Г. Чернышевский

Русский человек на rendez-vous [1]. Размышления по прочтении повести г. Тургенева «Ася»

«Рассказы в деловом, изобличительном роде оставляют в читателе очень тяжелое впечатление, потому я, признавая их пользу и благородство, не совсем доволен, что наша литература приняла исключительно такое мрачное направление».

Так говорят довольно многие из людей, по-видимому, неглупых, или, лучше сказать, говорили до той поры, пока крестьянский вопрос не сделался действительным предметом всех мыслей, всех разговоров. Справедливы или несправедливы их слова, не знаю; но мне случилось быть под влиянием таких мыслей, когда начал я читать едва ли не единственную хорошую новую повесть, от которой по первым страницам можно уже было ожидать совершенно иного содержания, иного пафоса, нежели от деловых рассказов. Тут нет ни крючкотворства с насилием и взяточничеством, ни грязных плутов, ни официальных злодеев, объясняющих изящным языком, что они – благодетели общества, ни мещан, мужиков и маленьких чиновников, мучимых всеми этими ужасными и гадкими людьми. Действие – заграницей, вдали от всей дурной обстановки нашего домашнего быта. Все лица повести – люди из лучших между нами, очень образованные, чрезвычайно гуманные, проникнутые благороднейшим образом мыслей. Повесть имеет направление чисто поэтическое, идеальное, не касающееся ни одной из так называемых черных стоpон жизни. Вот, думал я, отдохнет и освежится душа. И действительно, освежилась она этими поэтическими идеалами, пока дошел рассказ до решительной минуты. Но последние страницы рассказа непохожи на первые, и по прочтении повести остается от нее впечатление еще более безотрадное, нежели от рассказов о гадких взяточниках с их циническим грабежом. Они делают дурно, но они каждым из нас признаются за дурных людей; не от них ждем мы улучшения нашей жизни. Есть, думаем мы, в обществе силы, которые положат преграду их вредному влиянию, которые изменят своим благородством характер нашей жизни. Эта иллюзия самым горьким образом отвергается в повести, которая пробуждает своей первой половиной самые светлые ожидания.

Вот человек, сердце которого открыто всем высоким чувствам, честность которого непоколебима, мысль которого приняла в себя все, за что наш век называется веком благородных стремлений. И что же делает этот человек? Он делает сцену, какой устыдился бы последний взяточник. Он чувствует самую сильную и чистую симпатию к девушке, которая любит его; он часа не может прожить, не видя этой девушки; его мысль весь день, всю ночь рисует ему ее прекрасный образ, настало для него, думаете вы, то время любви, когда сердце утопает в блаженстве. Мы видим Ромео, мы видим Джульетту, счастью которых ничто не мешает, и приближается минута, когда навеки решится их судьба, – для этого Ромео должен только сказать: «Я люблю тебя, любишь ли ты меня?» – и Джульетта прошепчет: «Да…» И что же делает наш Ромео (так мы будем называть героя повести, фамилия которого не сообщена нам автором рассказа), явившись на свидание с Джульеттой? С трепетом любви ожидает Джульетта своего Ромео; она должна узнать от него, что он любит ее, – это слово не было произнесено между ними, оно теперь будет произнесено им, навеки соединятся они; блаженство ждет их, такое высокое и чистое блаженство, энтузиазм которого делает едва выносимой для земного организма торжественную минуту решения. От меньшей радости умирали люди. Она сидит, как испуганная птичка, закрыв лицо от сияния являющегося перед ней солнца любви; быстро дышит она, вся дрожит; она еще трепетнее потупляет глаза, когда входит он, называет ее имя; она хочет взглянуть на него и не может; он берет ее руку, – эта рука холодна, лежит как мертвая в его руке; она хочет улыбнуться; но бледные губы ее не могут улыбнуться. Она хочет заговорить с ним, и голос ее прерывается. Долго молчат они оба, – и в нем, как сам он говорит, растаяло сердце, и вот Ромео говорит своей Джульетте… и что же он говорит ей? «Вы предо мною виноваты, – говорит он ей: – вы меня запутали в неприятности, я вами недоволен, вы компрометируете меня, и я должен прекратить мои отношения к вам; для меня очень неприятно с вами расставаться, но вы извольте отправляться отсюда подальше». Что это такое? Чем она виновата? Разве тем, что считала его порядочным человеком? компрометировала его репутацию тем, что пришла на свидание с ним? Это изумительно! Каждая черта в ее бледном лице говорит, что она ждет решения своей судьбы от его слова, что она всю свою душу безвозвратно отдала ему и ожидает теперь только того, чтоб он сказал, что принимает ее душу, ее жизнь, и он ей делает выговоры за то, что она его компрометирует! Что это за нелепая жестокость? что это за низкая грубость? И этот человек, поступающий так подло, выставлялся благородным до сих пор! Он обманул нас, обманул автора. Да, поэт сделал слишком грубую ошибку, вообразив, что рассказывает нам о человеке порядочном. Этот человек дряннее отъявленного негодяя.

Таково было впечатление, произведенное на многих совершенно неожиданным оборотом отношений нашего Ромео к Джульетте. От многих мы слышали, что повесть вся испорчена этою возмутительною сценой, что характер главного лица не выдержан, что если этот человек таков, каким представляется в первой половине повести, то не мог поступить он с такою пошлой грубостью, а если мог так поступить, то он с самого начала должен был представиться нам совершенно дрянным человеком.

Очень утешительно было бы думать, что автор в самом деле ошибся; но в том и состоит грустное достоинство его повести, что характер героя верен нашему обществу. Быть может, если бы характер этот был таков, каким желали бы видеть его люди, недовольные грубостью его на свидании, если бы он не побоялся отдать себя любви, им овладевавшей, повесть выиграла бы в идеально-поэтическом смысле. За энтузиазмом сцены первого свидания последовало бы несколько других высокопоэтических минут, тихая прелесть первой половины повести возвысилась бы до патетической очаровательности во второй половине, и вместо первого акта из «Ромео и Джульетты» с окончанием во вкусе Печорина мы имели бы нечто действительно похожее на Ромео и Джульетту или по крайней мере на один из романов Жоржа Занда. Кто ищет в повести поэтически-цельного впечатления, действительно должен осудить автора, который, заманив его возвышенно-сладкими ожиданиями, вдруг показал ему какую-то пошло-нелепую суетность мелочно-робкого эгоизма в человеке, начавшем вроде Макса Пикколомини и кончившем вроде какого-нибудь Захара Сидорыча, играющего в копеечный преферанс.

Но точно ли ошибся автор в своем герое? Если ошибся, то не в первый раз делает он эту ошибку. Сколько ни было у него рассказов, приводивших к подобному положению, каждый раз его герои выходили из этих положений не иначе как совершенно оконфузившись перед нами. В «Фаусте» герой старается ободрить себя тем, что ни он, ни Вера не имеют друг к другу серьезного чувства; сидеть с ней, мечтать о ней – это его дело, но по части решительности, даже в словах, он держит себя так, что Вера сама должна сказать ему, что любит его; речь несколько минут шла уже так, что ему следовало непременно сказать это, но он, видите ли, не догадался и не посмел сказать ей этого; а когда женщина, которая должна принимать объяснение, вынуждена наконец сама сделать объяснение, он, видите ли, «замер», но почувствовал, что «блаженство волною пробегает по его сердцу», только, впрочем, «по временам», а собственно говоря, он «совершенно потерял голову» – жаль только, что не упал в обморок, да и то было бы, если бы не попалось кстати дерево, к которому можно было прислониться. Едва успел оправиться человек, подходит к нему женщина, которую он любит, которая высказала ему свою любовь, и спрашивает, что он теперь намерен делать? Он… он «смутился». Не удивительно, что после такого поведения любимого человека (иначе, как «поведением», нельзя назвать образ поступков этого господина) у бедной женщины сделалась нервическая горячка; еще натуральнее, что потом он стал плакаться на свою судьбу. Это в «Фаусте»; почти то же и в «Рудине». Рудин вначале держит себя несколько приличнее для мужчины, нежели прежние герои: он так решителен, что сам говорит Наталье о своей любви (хоть говорит не по доброй воле, а потому, что вынужден к этому разговору); он сам просит у ней свидания. Но когда Наталья на этом свидании говорит ему, что выйдет за него, с согласия или без согласия матери все равно, лишь бы он только любил ее, когда произносит слова: «Знайте же, я буду ваша», – Рудин только и находит в ответ восклицание: «О боже!» – восклицание больше конфузное, чем восторженное, – а потом действует так хорошо, то есть до такой степени труслив и вял, что Наталья принуждена сама пригласить его на свидание для решения, что же им делать. Получивши записку, «он видел, что развязка приближается, и втайне смущался духом». Наталья говорит, что мать объявила ей, что скорее согласится видеть дочь мертвой, чем женой Рудина, и вновь спрашивает Рудина, что он теперь намерен делать? Рудин отвечает по-прежнему: «Боже мой, боже мой», и прибавляет еще наивнее: «так скоро! что я намерен делать? у меня голова кругом идет, я ничего сообразить не могу». Но потом соображает, что следует «покориться». Названный трусом, он начинает упрекать Наталью, потом читать ей лекцию о своей честности и на замечание, что не это должна она услышать теперь от него, отвечает, что он не ожидал такой решительности. Дело кончается тем, что оскорбленная девушка отворачивается от него, едва ли не стыдясь своей любви к трусу.

Чернышевский о повести Тургенева “Ася”

Анализ повести И.С. Тургенева «Ася»

Подобно тому, как «Обломова» невозможно себе представить без добролюбовской статьи, анализ «Аси» всегда сопровождает работа Н.Г. Чернышевского. Статья носит подзаголовок «Размышления по прочтении повести. » Критик прямо заявляет, что меньше всего его волнуют художественные достоинства повести. Как и Базаров, он невысоко ставит любовь и искусство: «Бог с ними, с эротическим вопросами, – не до них читателю нашего времени, занятому вопросами об административных и судебных улучшениях. об освобождении крестьян». Повесть Тургенева, по мысли критика, как раз призвана помочь в уяснении современных проблем. Отбрасывая событийную сторону, Чернышевский полностью сосредоточивается на двух образах – Аси и господина Н., которого не без иронии называет «Ромео». Ася воплощает в себе лучшие черты современной девушки: бескомпромиссность, решительность, силу духа. «. Это девушка …с благородной душой, с удивительною силой характера. которую нельзя не полюбить, перед которой нельзя не благоговеть…» Критик особенно ценит ее за смелость, с какой она бросила вызов условностям, первая назначив свидание. Казалось бы, со времени «Онегина» прошло двадцать лет. Но ничего не изменилось в нравах ханжеского общества. Н.Г. Чернышевский в своей статье воспроизводит «сотни голосов» благовоспитанных читателей, которые накинутся с упреками на неосторожную девушку: «Помилуйте, как это можно ! Назначать свидание молодому человеку. Она потеряет свою репутацию». И это мнение самых снисходительных. «Другие» прибавят: «Если бы я был на месте ее брата, я запер бы ее на полгода в комнате . Она, видите ли, изволит увлекаться высокими чувствами; но каково расхлебывать другим то, что она изволила наварить?»

Тургеневская героиня настолько поэтична, что и у сурового критика пробуждает светлые чувства. Проникновенно разбирает он эпизод свидания, с волнением говорит о переживаниях девушки: «Каждая черта в ее (Аси) бледном лице говорит, что она ждет решения своей судьбы, что она всю свою душу безвозвратно отдала ему». Тем более жестоким и необъяснимым предстает в трактовке Чернышевского поведение «Ромео»: «И он ей делает выговоры !» «Что это за нелепая жестокость, что за низкая грубость?» – возмущался этой сценой Н.Г. Чернышевский. Критик видит в ней отражение типических для русского общества явлений. Русская девушка, как правило, незаурядна и готова на подвиг. А Ромео неизменно оказывается духовно слабее ее. «Таковы-то наши «лучшие люди» – все они похожи на нашего Ромео». Рассуждая с этой точки зрения, критик склонен расценивать разрыв Аси с любимым как безусловное благо для нее. Даже если бы они соединили свои судьбы, убежден Чернышевский, они не могли быть счастливы вместе: «Мы нимало не жалеем об Асе; тяжело было ей слышать слова отказа, но, вероятно, к лучшему для нее было…» Тем строже судит критик господина Н. Из-за таких как он, как герой повести «Фауст» или некрасовский Агарин («Саша») в России не происходят реформы, не улучшается жизнь крестьян, которые до сих пор не привыкли, что к ним обращаются на «вы». Как и Добролюбов («Что такое обломовщина?»), критик выносит приговор дворянскому герою, «лишнему человеку». Кажется, Чернышевский уходит в сторону. Но нет! Он убежден, что, каков тургеневский герой в любви, таков он и в общественной жизни. Персонажи писателя настолько живы, достоверны, зримы, что по ним можно изучать современное общество. Впрочем, суровый критик, под влиянием неотразимого тургеневского психологизма, склонен даже пожалеть слабого героя: «…Жестокая неприятность, которой подвергается Ася, приносит ему стыд перед самим собой , мы видим, что он попал не в вину, а в беду». Господин Н. не злодей, не чудовище; он попросту ничтожный человек. В духе Базарова критик формулирует свой вывод: «Пошлость» – «симптом эпидемической болезни, укоренившейся в нашем обществе».

► Читайте также другие статьи по теме «Анализ повести И.С. Тургенева «Ася»:

Николай Чернышевский – биография, информация, личная жизнь

Николай Гаврилович Чернышевский

Николай Гаврилович Чернышевский. Родился 12 (24) июля 1828 года в Саратове – умер 17 (29) октября 1889 года в Саратове. Русский философ-утопист, революционер-демократ, учёный, литературный критик, публицист и писатель.

Родился в Саратове в семье священника, саратовского кафедрального протоиерея Гавриила Ивановича Чернышевского (1793-1861).

До 14-летнего возраста учился дома под руководством отца, многосторонне образованного и очень религиозного человека и двоюродной сестры, Л. Н. Пыпиной. Архиепископ Никанор (Бровкович) указывал, что с раннего детства к нему был приставлен гувернёр-француз, которому «в Саратове и приписывали первоначальное направление юного Чернышевского».

Начитанность Николая поражала окружающих. В детстве он даже имел прозвище «библиофага», то есть пожирателя книг. В 1843 году поступил в Саратовскую духовную семинарию. В семинарии он пробыл три года, «будучи необыкновенно тщательно развит не по годам и образован далеко выше семинарского курса своих сверстников». Не окончив её, в 1846 году он поступил в Петербургский университет на историко-филологическое отделение философского факультета.

За годы учёбы в университете были выработаны основы мировоззрения. Влияние на формирование его взглядов оказал кружок И. И. Введенского. В это время Чернышевский начал писать свои первые художественные произведения. В 1850 году окончив курс кандидатом, получил назначение в Саратовскую гимназию и весной 1851 года приступил к работе. Здесь молодой учитель использовал своё положение для проповеди революционных идей.

В 1853 году встретил будущую жену, Ольгу Сократовну Васильеву, вместе с которой после свадьбы переехал из родного Саратова в Санкт-Петербург. Высочайшим приказом 24 января 1854 года Чернышевский был определён учителем во Второй кадетский корпус. Будущий писатель зарекомендовал себя прекрасным преподавателем, но пребывание его в корпусе оказалось недолгим. После конфликта с офицером Чернышевский был вынужден подать в отставку.

Литературную деятельность начал в 1853 г. небольшими статьями в «Санкт-Петербургских Ведомостях» и в «Отечественных Записках».

В начале 1854 г. он перешёл в журнал «Современник», где в 1855-1862 годах являлся руководителем наряду с Н. А. Некрасовым и Н. А. Добролюбовым, вёл решительную борьбу за превращение журнала в трибуну революционной демократии, что вызывало протест литераторов-либералов (В. П. Боткин, П. В. Анненков и А. В. Дружинин, И. С. Тургенев), сотрудничавших в «Современнике».

10 мая 1855 года в университете происходит защита диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности», которая стала большим общественным событием и была воспринята как революционное выступление, в этой работе он подвергал резкой критике эстетику идеалистов и теорию «искусство для искусства».

Министр просвещения А. С. Норов помешал присуждению учёной степени, и лишь в 1858 году, когда Норова на посту министра сменил Е. П. Ковалевский, последний утвердил Чернышевского в степени магистра русской словесности.

В 1858 году он стал первым редактором журнала «Военный сборник». Ряд офицеров (Сераковский, Калиновский, Шелгунов и др.), был вовлечён им в революционные кружки. Об этой работе Чернышевского были хорошо осведомлены Герцен и Огарёв, стремившиеся привести армию к участию в революции. Вместе с ними является родоначальником народничества, причастен к созданию тайного революционного общества «Земля и воля».

В июне 1859 г. Чернышевский ездил в Лондон к Герцену для объяснения по поводу статьи «Very dangerous!» («Очень опасно!»), напечатанной в «Колоколе».

С сентября 1861 г. находится под тайным надзором полиции. Шеф жандармов Долгоруков даёт такую характеристику Чернышевскому: «Подозревается в составлении воззвания „Великорусс“, в участии составления прочих воззваний и в постоянном возбуждении враждебных чувств к правительству». Подозревался в причастности к пожарам 1862 года в Петербурге.

В мае 1862 года журнал «Современник» был закрыт на 8 месяцев.

12 июня 1862 года Чернышевский был арестован и размещён в одиночную камеру под стражей в Алексеевском равелине Петропавловской крепости по обвинению в составлении прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». Воззвание к «Барским крестьянам» было переписано рукою Михайлова и передано Всеволоду Костомарову, оказавшемуся, как потом выяснилось, провокатором.

В служебной документации и переписке между жандармерией и тайной полицией назывался «врагом Российской Империи номер один». Поводом для ареста послужило перехваченное полицией письмо Герцена к Н. А. Серно-Соловьевичу, в котором упоминалось имя Чернышевского в связи с предложением издавать запрещённый «Современник» в Лондоне.

Следствие продолжалось около полутора лет. Чернышевский вёл упорную борьбу со следственной комиссией. В виде протеста против незаконных действий следственной комиссии Чернышевский объявил голодовку, которая продолжалась девять дней. Вместе с тем Чернышевский продолжал работать и в тюрьме. За 678 суток ареста Чернышевский написал текстовых материалов в объёме не менее 200 авторских листов. Наиболее полномасштабно утопические идеалы арестантом Чернышевским были выражены в романе «Что делать?» (1863), опубликованном в 3, 4 и 5 номерах «Современника».

7 февраля 1864 года сенатором М. М. Карниолиным-Пинским был объявлен приговор по делу Чернышевского: ссылка на каторжные работы сроком на 14 лет, а затем поселение в Сибири пожизненно. Александр II уменьшил срок каторжных работ до семи лет, в целом Чернышевский пробыл в тюрьме, на каторге и в ссылке свыше двадцати лет.

19 (31) мая 1864 года в Петербурге на Конной площади состоялась гражданская казнь революционера. Был отправлен в Нерчинскую каторгу в Кадаинскую тюрьму; в 1866 году переведён в Александровский Завод Нерчинского округа, в 1867 году в Акатуйскую тюрьму, в 1871 году в Вилюйск. В 1874 году ему официально предложено освобождение, но он отказывается подать прошение о помиловании.

Организатором одной из попыток освобождения Чернышевского (1871) из ссылки был Г. А. Лопатин. В 1875 г. освободить Чернышевского попытался И. Н. Мышкин. В 1883 г. Чернышевского перевели в Астрахань (по некоторым данным, в этот период переписчиком у него работал Константин Фёдоров).

Благодаря хлопотам сына Михаила, 27 июня 1889 года переезжает в Саратов, но уже 11 октября того же года заболевает малярией. Чернышевский скончался в 12:37 ночи 17 (29) октября 1889 года от кровоизлияния в мозг. 20 октября был похоронен в городе Саратове на Воскресенском кладбище.

Библиография Чернышевского:

Романы Чернышевского:

1862-1863 – Что делать? Из рассказов о новых людях.
1863 – Повести в повести (незаконч.)
1867-1870 – Пролог. Роман из начала шестидесятых годов. (незаконченный)

Повести Чернышевского:

1863 – Алферьев.
1864 – Мелкие рассказы.
1889 – Вечера у княгини Старобельской (не было напечатано)

Литературная критика Чернышевского:

1849 – О «Бригадире» Фонвизина. Кандидатская работа.
1854 – Об искренности в критике.
1854 – Песни разных народов.
1854 – Бедность не порок. Комедия А. Островского.
1855 – Сочинения Пушкина.
1855-1856 – Очерки гоголевского периода русской литературы.
1856 – Александр Сергеевич Пушкин. Его жизнь и сочинения.
1856 – Стихотворения Кольцова.
1856 – Стихотворения Н. Огарёва.
1856 – Собрание стихотворений В. Бенедиктова.
1856 – Детство и отрочество. Военные рассказы графа Л.Н. Толстого.
1856 – Очерки из крестьянского быта А.Ф. Писемского.
1857 – Лессинг. Его время, его жизнь и деятельность.
1857 – «Губернские очерки» Щедрина.
1857 – Сочинения В. Жуковского.
1857 – Стихотворения Н. Щербины.
1857 – «Письма об Испании» В. П. Боткина.
1858 – Русский человек на rendez-vous. Размышления по прочтении повести г. Тургенева «Ася».
1860 – Собрание чудес, повести, заимствованные из мифологии.
1861 – Не начало ли перемены ? Рассказы Н.В. Успенского. Две части.

Публицистика Чернышевского:

1856 – Обзор исторического развития сельской общины в России Чичерина.
1856 – «Русская беседа» и её направление.
1857 – «Русская беседа» и славянофильство.
1857 – О поземельной собственности.
1858 – Откупная система.
1858 – Кавеньяк.
1858 – Июльская монархия.
1859 – Материалы для решения крестьянского вопроса.
1859 – Суеверие и правила логики.
1859 – Капитал и труд.
1859-1862 – Политика. Ежемесячные обзоры заграничной политической жизни.
1860 – История цивилизации в Европе от падения Римской империи до Французской революции.
1861 – Политико-экономические письма к президенту Американских Соединенных Штатов Г. К. Кэри.
1861 – О причинах падения Рима.
1861 – Граф Кавур.
1861 – Непочтительность к авторитетам. По поводу “Демократии в Америке” Токвиля.
1861 – Барским крестьянам от их доброжелателей поклон.
1862 – В изъявление признательности Письмо к г. З(ари)ну.
1862 – Письма без адреса.
1878 – Письмо сыновьям А. Н. и М. Н. Чернышевским.

Мемуары Чернышевского:

1861 – Н. А. Добролюбов. Некролог.
1883 – Заметки о Некрасове.
1884-1888 – Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861-1862.
1884-1888 – Воспоминания об отношениях Тургенева к Добролюбову и о разрыве дружбы между Тургеневым и Некрасовым.

Философия Чернышевского:

1854 – Критический взгляд на современные эстетические понятия.
1855 – Эстетические отношения искусства к действительности. Магистерская диссертация.
1855 – Возвышенное и комическое.
1885 – Характер человеческого знания.
1858 – Критика философских предубеждений против общинного владения.
1860 – Антропологический принцип в философии. «Очерки вопросов практической философии». Сочинение П. Л. Лаврова.
1888 – Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь. Предисловие к некоторым трактатам по ботанике, зоологии и наукам о человеческой жизни.

Переводы Чернышевского:

1860 – «Основания политической экономии Д. С. Милля» (со своими примечаниями).
1861-1863 – «Всемирная история» Ф. К. Шлоссера.
1863-1864 – «Исповедь» Ж. Ж. Руссо.
1884-1888 – «Всеобщая история Г. Вебера» (со своими статьями и комментариями успел перевести 12 томов).

Источники:

https://www.litmir.me/br/?b=579926&p=1
https://licey.net/free/12-analiz_proizvedenii_literatury_do_20_veka_dlya_sochinenii/45-russkaya_klassika_xix_veka_ia_goncharov_is_turgenev/stages/2828-chernyshevskii_o_povesti_turgeneva_asya.html
https://stuki-druki.com/authors/Chernyshevskij.php